Когда багряный, неяркий сквозь дымку, феномен высунулся из-за горизонта
наполовину, земля под ногами опять затряслась, только на этот раз так мелко,
что зубы зазудели, как это бывает, когда лбом прижмешься к трамвайному
стеклу.
-- А вот теперь он, похоже, добрался до главного... м-ме... трансмуратора, --
вполне будничным голосом откомментировал Григорий Викторович.
-- И это... и что? -- шмыгнул носом рядовой Мы.
-- А ничего хорошего, наказание вы мое! Драпать отсюда надо, и
незамедлительно!..
-- Ну что ж, я готов, -- сказал Тюхин и, сделав умственное усилие, уточнил: --
Мы с товарищем майором -- всегда... это... готовы. А вот относительно вас,
магистр...
-- Вы хотите сказать, что Боливар двоих не вынесет?..
-- В самую десятку... в яблочко, -- сокрушенно подтвердил Тюхин, косясь на
камуфлированного под коня вдохновения товарища майора.
-- Итак, вы готовы бросить меня здесь на произвол судьбы. Правильно я вас
понял?
-- Ну... -- смешался Витюша. -- Так ведь это... ну а что делать-то? Из-за этих
крыльев на нем и одному-то...
И слепец-провиденциалист снял свои черные очки и, вздернув бороденку, блаженно
зажмурился.
-- Тюхин, скажите честно, -- мягко сказал он, -- ведь поди спите и видите мою
лютую погибель. Был бы "стечкин" или на худой конец "макаров" под рукой, так
небось бы... м-ме... и не задумываясь, как свои часики -- навскидку!.. А?.. И
ведь каков расклад: положение, как говорят господа революционеры,
архикритическое. Боливар, вы правы, двоих категорически не вынесет. Разум
нашептывает: да придуши ты его, гада, голыми руками -- подумаешь, одной
нечистью на свете меньше станет... Ведь говорит же, ну сознайтесь!..
-- Говорит! -- вздохнул Тюхин.
-- И -- браво! И -- молодцом!.. Вы что думаете, я тут вам морали собрался
читать?! Да на вашем бы месте... м-ме...
Он заморгал глазами, седая эспаньолка его маленько затряслась -- от смеха ли,
от плача -- поди разбери этого ирода, такого же, как Тюхин, сутулого,
испещренного несчетными шрамами, боевыми и трудовыми.
-- Ну так а что делать?! Ну это... ну давайте проголосуем...
-- Браво-браво-браво! -- задумчиво глядя на солнце, сказал Зоркий. -- Вот он
вам -- плюрализм! Так сказать, демократия -- в действии!.. Эй, Василий
Максимович!.. Товарищ майо-ор! А вы, ежели не секрет, за кого: за либералов,
али за коммунистов?.. Ах, вы за беспартийного с некоторых пор марксиста
Тюхина!.. Виктория, Викторушка! Ваша взяла. Полномочный представитель темных
сил опять оказался... м-ме... в меньшинстве... Увы, увы! Прискорбно, как
говорится, но факт, полноводный, впрочем, как река. Так и хочется, Тюхин,
припасть к ней воспаленной губой и -- напиться, ах напиться, как только вы
умеете!.. Но вот ведь какая незадача, несообразительный вы мой: избавиться вам
от меня, как это не прискорбно, не удастся! Ни сегодня, ни завтра, ни, как
подсказывает мой третий глаз, через грядущие... м-ме... тысячелетия!
Вибрация усилилась, почва под ногами опасно всколыхнулась, они отпрянули друг
от друга, как чужеродные, но тут же, ловя равновесие, потянулись в невольные
объятия с беспомощно простертыми руками.
-- Да чего вы тут несете?! -- вскричал Витюша. -- Прямо чушь... ерунда
какая-то!.. Ой, да держите же вы меня!..
-- Какая же, к чертям собачьим, чушь?! Да вы что -- не дуалист, что ли?! И не
хватайтесь вы за меня, сам еле стою!.. Ого, а вот и митютюрки летят!.. Нет,
ведь это надо же -- мы гибнем, а они..
-- Кто-кто?!
-- Митютюрки короткохвостые, тютюнорские!.. Да вон же, вон они!..
И в который раз уже Витюша купился, с разинутым ртом устремил взор по
указанному направлению, но никаких таких митютюрков, как ни пялился, не
разглядел, а когда повернулся к Григорию Викторовичу, с намереньем сказать ему
пару ласковых, этого мифотворца уже как ветром сдуло, в своей подлой манере, он
исчез, растворился в воздухе, будто его никогда и не было!..
И Господи, Господи! -- гул подножный, словно бы в ознаменование этого события,
смолк, земля, как по мановению, усмирилась. Теплым весенним шорохом тающего
льда пахнуло Витюше в лицо. Ослепленный во всю просиявшим солнцем, он
зажмурился, вздохнул раз, другой, да так вольно, так свободно, как при
социализме, Господи!..
-- Слава Тебе... -- прошептал он облегченно и вдруг заплакал.
А солнце поднималось все выше, выше и чем ярче оно светило, тем темнее, четче
становилась тень, которую отбрасывало нагое Витюшино тело, точно такая же, как
Тюхин, нескладная, только вот ведь какая невидаль: почему-то по-дзержински
козлобороденькая, да еще вразнотык, не в рифму Тюхину -- делающая пальцами
аллегорический нос неведомо кому...
-- По коням! -- торжествуя, воскликнул дождавшийся наконец своего дембиля
рядовой Мы.
В один прыжок, как и подобает истинно русскому человеку, в жилах которого,
помимо татарской, -- по одной прабабушке -- текла еще и цыганская -- по другой,
-- кровь, в один скок оседлал он своего верного Пегаса, и пятками пришпорил
его.
О-о!..
О можно ли передать неописуемое ощущение окрыленности тому, кто ни разу в жизни
не изведал его?! Земля, как в прокрученной наоборот ленте
парашютиста-кинооператора, ушла вдруг из-под ног. Василий Максимыч сразу
заложил крутой вираж, и горизонт вместе с солнцем запрокинулись, встали на
попа, но вот все выправилось, в ушах завыл ветер, волосы встали дыбом, но не от
страха, о нет!..
-- Вот и мы, и мы летим! -- закричал ошалевший от восторга Тюхин.
-- В Эмпи-иррре-и? -- косясь и скалясь, проржал товарищ майор.
-- Да-да, назад, в империю!.. Домой, домой!..
Они сделали еще один, прощальный, круг над руинами родной части и звонким
петушиным криком встретил и проводил их вспорхнувший на обгорелую трубу казармы
товарищ старший лейтенант Бдеев, красногребенный, плещущий пестрыми бретерскими
крыльями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63