Одно-единственное темное облачко выглядело раздосадованным, но оно висело далеко и не могло закрыть ласковое теплое солнышко.
Но тут произошло нечто ужасное, нечто, напомнившее о валявшемся у двери мясе.
Дракон хотел съесть принцессу! Хотел, чтобы она сама явилась к нему, а он, приняв свой естественный облик, пожрал ее и стал королем драконов. Что же ей было делать?
Дженни пела, и слова приходили сами собой, словно следуя за менявшимися совершенно независимо от нее образами. Казалось, будто кто-то направляет ей мысленное послание: она вовсе не сочиняла эту историю, просто воспринимала ее. В каком-то смысле, даже участвовала в ней, отчасти отождествляя себя с принцессой.
Присутствовал в этой истории и Че — он соотносился с принцем-драконом, возможно потому, что и тот, и другой относились к крылатым чудовищам. Несмотря на весь ужас ситуации, девочка чувствовала, что дракон любит принцессу, и, хотя находила предложенный им способ выразить свои чувства слишком уж своеобразным, понимала, что для столь буйного, хищного и неукротимого по своей сути существа, как дракон, он может казаться вполне естественным.
А принцесса решила пойти к дракону, ибо, искренне любя его, полагала, что вполне может претерпеть некоторые неудобства ради того, чтобы ее возлюбленный исполнил свое высокое предназначение. Подобно девочке, готовой ради утешения друга спеть ему глубоко личную, не предназначенную для посторонних ушей песню.
Потом злые люди и гадкая туча попытались напасть на дракона, но принцесса предостерегла его. Он уничтожил нехороших людей, а принцессу унес на далекий и прекрасный остров. А поскольку обстоятельства сложились так, что возвращаться домой ни она, ни он не могли, они воспользовались магией, превратились в единорога с единорожицей (весьма смазливой), после чего жили вместе долго и счастливо. Надо сказать, что единорогов Дженни тоже никогда не видела, но в песне это почему-то не имело значения. Стоило ей увидеть образ, и сразу стало ясно, кто это такой. Без труда узнала девочка и тучу: кого-кого, а эту каверзницу Тучную Королеву знает всякий.
Фантазия вышла славная: у Дженни полегчало на сердце, и она точно знала, что песня утешила и Че, хотя происходившего в ней он знать не мог. «А может, и мог, — неожиданно подумалось девочке, — может, и мог, если в известном смысле сам в этом участвовал. И оказался при этом хорошим — вовсе не съел принцессу, а женился на ней. Конечно, все это было не взаправду, но все-таки…»
Дженни вжилась в песню, и та лилась, и лилась. Че, слушая ее, успокоился, а потом и уснул. Следом уснула и Дженни: собственная песня убаюкала ее, несмотря на весь ужас происходящего.
Пробудил девочку звук шагов: к хижине кто-то приближался, и на сей раз этот кто-то не прошел мимо.
Дверь рывком распахнулась, и на фоне зарева угасающего костра на пороге возникла темная фигура.
— Вам что, есть неохота? — гаркнул гоблин, увидев нетронутое мясо. — Ну и ладно, нам больше достанется.
Он подхватил с пола оба куска и захлопнул за собой дверь.
Дженни расслабилась, обрадовавшись тому, что мясо забрали: она очень любила животных и вообще не ела мясного. Но не успела она заснуть снова, как послышались тяжелые шаги, и в дверном проеме появился сам Гротеск.
— Так, от еды, стало быть, носы воротим, — прорычал гоблинатор. — Ишь, какие привереды нашлись. А ну, вылезайте, сейчас мы с вами разберемся!
Сердце Дженни упало. Минула полночь, подмога к ним не подоспела, а если гоблины устроят сейчас свою отвратительную забаву, то уже и не поспеет. И все потому, что они не притронулись к этому противному мясу.
Их вывели к догорающему костру. Видимо, они провели взаперти несколько часов: большая часть валежника превратилась в уголья, а огромный круг сыра перебрался на другую половину неба. Неужели за это время гоблины съели все, что осталось от нимфы с фавном, и решили снова разжиться мясом?
— Значит, так, — заявил гоблинатор, — мы собирались продержать вас несколько дней и как следует откормить. Но если вы будете отказываться от пищи, то, наоборот, похудеете: станете тощими и невкусными.
Он выдержал паузу, позволив всем присутствующим оценить его железную логику. После чего скорчил гримасу, которую, видимо, считал улыбкой, и продолжил:
— Итак, предлагаю вам выбор. Или вы едите, — он указал на два куска мяса, один из которых был надкушен, — или мы начинаем забаву прямо сейчас.
Дженни посмотрела на Че. Она-то не собиралась прикасаться к этому мясу ни при каких условиях, но он должен был решать сам.
Кентавр покосился на мясо, потом на пруд, перевел взгляд на Дженни и неожиданно пробормотал:
— Может быть, ты споешь?
— Правильно, жеребенок, скажи ей, чтобы не кочевряжилась. — Промолвил гоблинатор, видимо, не расслышав фразу и приняв слово «споешь» за «съешь». — Тогда вам не придется гоняться друг за другом прямо сейчас. И вам лучше — дольше проживете, — и нам.
Сейчас мы сыты и предпочтем съесть вас, когда проголодаемся.
— Мы умрем раньше, — промолвил Че.
Таков был его ответ: прикасаться к мясу он не собирался. Но это значило, что им придется участвовать в жестокой гоблинской потехе — возненавидеть друг друга, а потом угодить в котел. И если перед таким страшным концом Че хотел послушать ее песню, как могла она отказать? Но, с другой стороны, ей было нелегко петь и перед одним Че, что же говорить про целую ораву злобных Уродцев?
— Ну, давайте, решайте, дурачье несчастное! — рявкнул гоблинатор, и вся его шайка глумливо загоготала.
Дженни решила, что она просто обязана дать маленькому кентавру хотя бы малую толику утешения:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111