Железновский вдруг меня притормозил.
- Слушай, не будем нарываться на скандал. Мы и так слишком выперлись.
Нас просто... не поймут!

3
Полковник Шмаринов меня предупреждает.
Записка от Лены.
Железновский достает "дело Шугова".
Вдова начальника заставы Павликова.
Я потом не раз благодарил судьбу за то, что повстречал в тот вечер
Шмаринова. Есть люди, которые дружат по-мужски крепко, не слюнявятся, а
делают в самый нужный час то, что следует делать, чтобы у тебя не слетела
с плеч голова. Шмаринов был из таких людей. Мы с ним, люди разного
положения - он полковник, я старшина - молча, стиснув зубы, бились на
волейбольной площадке, когда играли за сборную дивизии. Игроков стоящих
было раз, два и обчелся. В позапрошлом году нам дозарезу нужна была
победа, чтобы прорваться на армейские соревнования. Победа, впрочем, нужна
всем. Шмаринов был тогда, как говорили у нас в спортивной дружине, на
подъеме.
- Надо их сделать, ребятки! - говорил он про радиолокаторщиков,
которые, живя где-то в горах, спускались к нам, в долину, чтобы "наставить
нам рога".
Я был в тот год капитаном команды, шумливо вел себя на площадке,
дергал порой то одного игрока из своих, то другого. Все это видели, но
прощали мне - видно за то, что как-то "везуха" была с нами, а победившего
капитана уже не судят.
Перед игрой с радиолокаторщиками Шмаринов меня предупредил: "Ори
поменьше! Сцепи зубы и играй! Веди примером!" Он предупредил меня - как
старший по возрасту и как старший по званию. Я не обиделся. Тон у него был
братский. Я действительно сцепил зубы, и у нас с Шмариновым получалось. Я
ему выкладывал мячи, как на блюдечке, а он бешено, неустанно резал. Я сам
порой бил с левой. И у нас с полковником несколько раз получалось: эта
неожиданная комбинация, когда мяч взмыл над сеткой, ждут третий удар, а я
бью со второго, бью колом, перед носом растерянных охранителей неба. Они в
замешательстве от первого, второго, выигранного тобой очка, в третий раз -
начинают выяснять отношения - кто должен страховать меня, в четвертый и
пятый - уже бранятся. А ты вроде притих, вроде стал незаметным, а Шмаринов
дает первый пас тихонечко, ты лениво, но стремглав взмываешь вверх и
бьешь, бьешь, а то вдруг откидываешь ему, своему лучшему, любимейшему в
эти секунды партнеру, а этот партнер хочет убить их, шестерых, на той
стороне площадки...
Вот тогда, поймав игру, мы, наконец, их повергли. И мы с Шмариновым
впервые обменялись взглядом, наверное, как профессионалы. И было нам обоим
понятно, что мы вытянули игру вдвоем, что ребята, вдохновленные нами, тоже
старались, как никогда. И они были нами довольны. И мы довольны ими,
может, тоже по-настоящему, впервые.
На подъеме Шмаринова (так мы окрестили наш взлет) мы тогда легонько
прошли корпусные соревнования, заняли первое место, и лишь на армейских
споткнулись в последний день на каких-то музыкантах - ребятах, по-моему,
уже тогда готовых сражаться, может с самим ЦДКА.
Я не знал, что Шмаринов опекал меня. Я был горяч, несдержан. Я шел,
как мне говорил майор Прудкогляд, против ветра. А это все равно, что идти
безоружным на нож, - подчеркивал он. Шмаринов (я узнал об этом значительно
позже, от бывшего политотдельца майора Кудрявцева) замял "мое дело" с
"шпионом-писарем", вздумавшем описывать характерные привычки командного
состава нашей дивизии. Тогда выплыла и шла рядом история, которая до сих
пор и для меня остается загадкой. История с моим отказом мыть полы,
история, когда командир батареи ударил меня, а я в ответ одним прыжком
достал заряженный автомат (у нас в дивизионе не было тогда караульного
помещения и оружие хранилось в казарме, где мы жили. А на мой грех, перед
этим наряд сменился, автоматы были поставлены: ребята, простоявшие на
морозе четыре часа, бросились в свои койки и "не застегнули" оружие
проволокой и замком) и потом лежал с ним, автоматом, до утра, удалив
предварительно из казармы батарейного (я его на виду у всех "положил" на
пол и заставил ползти к порогу, что он и сделал).
Железновский был, конечно же, точен, когда объяснил, что мое
неподчинение "скатилось" на тормозах только потому, что у меня под
подушкой нашли свежий конверт, письмо от сестры и фотографию, где она была
снята со своим мужем Героем Советского Союза. Мало ли их, героев, в ту
пору шли по тюрьмам за провинности, подрывающие основы железного порядка,
установленного в стране-победительнице... Спасибо Шмаринову. Он в свое
время, не зная меня, уговорил подполковника Брылева, командира нашего
дивизиона, не придавать огласке факт неподчинения солдата и
рукоприкладство офицера: дивизию и так в то время лихорадило какими-то
проверками. Меня тогда забрал в "придурки" замполит майор Олифиренко, я
три месяца варил ему борщи, подметал в его холостяцкой квартире... А затем
попал в школу сержантов артиллерии курсантом.
Шмаринов, как рассказывал мне Кудрявцев (я уже был офицер, учился в
Ленинграде на высших курсах политсостава), взял на себя и "мое дело" с
нашумевшим к тому времени шпионом-писарем в самом штабе дивизии и, видимо,
после того, как мы в комсомольском бюро подготовили на этот счет
документы, отредактировал их в нужном русле.
И теперь мой добрый коллега по волейбольной площадке, сразу как-то
постаревший, сошедший с лица, полковник Шмаринов встал грудью на мою
защиту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74