А тогда, когда писал, что
комсомол в баньке... то есть по начальству огнем прямым... То сердце у
него не болело! И когда ферганскую какую-то ерунду прописывал - тоже про
девок, которых баи нынешние трахают... то опять же сердце не болело...
- Читал я все это, - махнул беспечно рукой. - Я такого сроду не писал
и писать не стану.
Я врал. Мне хотелось так писать. Но я ведь не умею так писать. И
масштабы мои не такие, как у журналиста, которого сейчас поедом съедает
первый секретарь ЦК комсомола. Об этом кто-то смело вякнул вчера на
совещании, но закрыли рот и не дали больше говорить.
- Слушай, ты верно сказал. Писнул бы о нашем возрождающемся
учреждении. Ты знаешь, большое будущее. Я тебя на ставку поставлю. Создай
нам патриотическую книгу.
- Сколько дадите?
- За всю книгу? Да ничего не пожалею. Только, чтобы с фотографиями. С
историей. У нас, знаешь, сколько замечательных людей? Да в любом кабинете
можно найти замечательного человека. Я сам кадрами занимаюсь. Так что -
давай, я позову человека? Мы сейчас оформимся. Учтем все честь по чести.
Найдем фотографа. Лады? А?
- Давайте перенесем этот разговор. Месяца через два-три я, может,
возьмусь. А сейчас, ей Богу, пишу вещь. Тоже патриотическую. О
комсомольском подполье на Украине.
- Чего они там на этой Украине только не делали в подполье! Почитаешь
- так всех немцев они, украинские партизаны, укокошили! А когда к ним в
Западную Украину пришли мы... Так они нам в спины... Все продырявили!
Мы остались довольны друг другом. Я пообещал приехать через два
месяца, и тогда мы заключим договор на создание патриотической книги об
этом замечательном учреждении. Я о нем, этом учреждении, наслышался уже
много анекдотов.
Вернувшись обратно к машине, я, только мы отъехали, спросил шофера,
глядя на телефон в машине:
- Вячеслав Максимович так вам приказывал насчет того, чтобы я к нему
зашел?
- Ну, а почему по-другому? Телефон для того и существует.
Шофер повернулся ко мне, милый человек с волевым интеллигентным, явно
не водительским лицом.
- А звонит по этому телефону некая Елена Зиновьевна Мещерская?
- Звонит, - ответил он. - Пять минут назад звонила. Кстати,
спрашивала о вас. Не хотите ли поговорить? Или боитесь, что разговор
состоится в присутствии работника органов?
- Позвоните.
Он поднял трубку, набрал нужный для разговора номер.
В трубке был хорошо слышен мне Ленин голос.
- Да? - пропела она. - Сеня? Это вы?
- Я, Елена Зиновьевна. Тот молодой человек спортивного вида, о
котором вы спрашивали, уже поговорил с Вячеславом Максимовичем. Он здесь,
в машине.
Водитель протянул мне трубку, правя ловко одной рукой.
- Лена, - тихо сказал я, - ты догадалась, что я здесь. Я хочу,
наконец, поговорить...
- Я видела тебя вчера. Не скажу - где.
- В гостинице. Ты была с...
- Вообще рядом сидящего не бойся. Но больше не говори. Что ты хочешь
теперь?
- Я хочу, чтобы ты познакомила меня с письмами Шугова.
- А ты спросил? Они есть?
- Я, думаю, есть. - Я почему-то верил своему соседу и говорил
открыто, не боясь. - Ты же любила и любишь его.
Долго, целую вечность, длилось молчание. Потом я услышал ее слезы.
- Не плачь! - попросил я, и очень радовался тому, что она плачет:
пусть этот молодой милый интеллигент, сидящий рядом со мной и ловко
управляющий "Волгой", поймет, если не понял до этого, что есть любовь на
свете, что звонки через него от Вячеслава Максимовича к ней, Елене
Мещерской, не так и окончательны: следует за ними неизвестность.
Лена все плакала.
- Не плачь, - опять попросил я ее. - Не стоит плакать... И прости
меня, что я так долго много не понимал.
- А кто из вас, мужиков, что-то в женщинах понимает!
Она заплакала пуще. Водитель взял одной рукой меня за плечо. Я увидел
доброе лицо молодого человека, упрашивающее меня больше не тревожить
женщину. Мы встретились взглядами: нет, он никому не расскажет о нашем с
Леной разговоре.

7
Письма Павла Шугова. Что скрывает буква Н.?
Бывший сержант Шаруйко вносит ясность.
Дружба Павликовой с Леной.
Почему полковник решил перейти границу именно на этом участке?
Что означают предупреждения генерала Ковалева?
Я знал, что есть эти письма. Я почувствовал это тогда, когда к нам в
гарнизон приезжала на гастроли труппа из Москвы и артистка Вероника
Кругловская передала мне письмо от Елены Мещерской. Я был тогда на одном
из их концертов и мне довелось, несмотря на дикую ревность (наверное,
деланную) моего сотрудника, поэта Пети Петрова, поговорить с Вероникой еще
раз.
- Боже, как она страдает! - сказала Вероника. - Это письмо не для
вас, как мне кажется. - Вероника была серьезней, чем мне показалось, когда
она пришла в редакцию первый раз. - Это письмо - дань ее бывшему мужу.
По-моему, она его по-прежнему любит.
Тогда я усомнился. Никакой любви не было! Я знал это из папочки.
- Тогда зачем она хранит его письма?
- У нее есть письма Шугова? Но они же... Не такая Лена беспечная,
чтобы за ней из-за писем тянулся хвост из прошлого.
- У нее есть эти письма! - заявила Кругловская. Некрасивое лицо
артистки одухотворилось враз. - Это вы, мужчины, заметаете всегда следы.
Вы трусливы, как мыши. А женщины... Если они любят, они не боятся.
Я помнил об этом разговоре, но особых надежд на письма все-таки не
питал. Да я всегда разочаровывался в том, что мне сообщила Вероника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74