Они не
видят очевидного. Так было и так есть. А потом, как после драки, машут
кулаками.
- И все-таки, почему вы побежали, когда Добрюк позвал вас?
- У меня такая профессия. Бежать туда, где интересно.
- Вы когда-либо продавались?
- Оскорбляете.
- Ваш газетный суд, стоило лишь приоткрыть краны, хлынул на общество
лавиной. Это уже не суд, а расправа. Почему вы так доверчивы? Почему не
ищете главных виновников?
- Кто главный виновник в этой истории?
- В убийстве Ирины?
- Об этом я и спрашиваю.
- Я уже вам ответила. Эта старуха и тот. Найдите его. Бесполезно
говорить в этой истории, что ее, Иринин, мальчик ушел на три года. Здесь
не это. Есть тот, виновный.
- Говорите яснее! Кто он? Кто?
- Он - почти каждый из вас. Вы, мужчины, стали более продажны, чем
женщины... Но он, тот... Он жив, здоров. Найдите его. Но не продайтесь. Он
попытается вас обмануть.
- Я не из тех. Не продаюсь.
- Вам это так кажется. На самом деле вас только позовут, вы бежите. И
продаетесь... За мелочь... Вам рассказывают, что было так, а не так. И
вы...
- Я выполняю свой долг, как могу.
- Долг? Поддерживать все то, что осталось от Системы?
- Вы не доверяете мне... Потому вы гнали меня от очередной жертвы.
Скажите, как вам удалось вытравить из записки слова? И что означает эта
аббревиатура - ЧСН?
- Вы не знаете и этого?! - Восклицание ее было неподдельным, оно
означало крайнее удивление. - Но это же ныне знает каждый нормальный
человек!
- Я, выходит, ненормальный... Я догадываюсь... Догадываюсь, это -
человек... Не знаю, не знаю! Может, иной... Но я хотел бы спросить: почему
вы считаете, что в мое здешнее дело кто-то должен вмешиваться? И учить
меня моему делу? И не верить мне!
- Это уже другой вопрос. А первый... Вы мне все-таки поможете?
Пойдете со мной, чтобы они оставили меня в покое?
- Если ваша власть над подобными записками так могуществена, разве
вам нужны защитники? Причем неквалифицированные? - Я был ироничен.
- Я не хочу, чтобы вы вмешивались и в это дело, - сказала, помолчав,
она. - Я враз раздумала.
- В какое дело? В дело этого малолетнего убийцы?
- Нет. Я говорю об убийце Ирины.
- Поясните.
Я все-таки обиделся. "Я враз раздумала!" Что позволяет она себе? Так
свысока судить всех!
- Я знаю, о чем вы думаете. Не обижайтесь на меня. Да, я раздумала.
Впрочем, раздумываю...
- Разрешите действовать впредь так, как будете приказывать вы! - Я
заводился.
Она не обратила внимание на мое ерничание.
- До этого своего убийства, - заговорила тихо, с раздумьем, - тот
звереныш жил, как живут все его сверстники из маленьких городков.
Издевательства начинаются с детского садика. Потом издеваются в школе, на
улице. Этот тихий мерзавец поступил в училище. И тут его били, унижали.
Что сделать, чтобы вознестись? На ком отыграться? И вот жертва -
медицинская сестра...
- Выходит, не виновен?
- Зачем же так? Конечно, виновен. Но он исполнитель воли общества,
доведшего его до психоза.
Я снова пожал плечами и сказал:
- Не больно и свежая мысль. Не все будут убивать только потому, чтобы
вознестись.
- Жизнь от рождения и смерти... За час, за день, за неделю вы узнаете
это. - Ее мелодическая манера речи охлаждала меня. - Вы делаете вид, что
во всем разобрались. А разве вы умирали? А разве помните, как родились? От
вас скрыты те загадочные дни. Никто в деталях вам не рассказывал, как
свершилось чудо... Вам бы все это помнить, тогда вы никогда бы не
ошибались. А если бы умерли, вам легче было бы понять умерших...
- Убитых, - поправил я. - Выходит, мне надо быть убитым, чтобы понять
убитого? Но разве тогда я уже буду нужен?
- Чтобы судить об убитом, надо быть убитому.
Это был ее решающий голос в нашем немного запутанном диалоге. Я
понимал ее: она хотела мне сказать, чтобы я подходил к разным убийствам
Ирины и медсестры по-разному. Но этот сам подход к разным убийствам был
само собой разумеющимся. И что же? Дальше-то? Чтобы судить об убитом, надо
быть убитому?! Какая нездешняя, неземная мысль! Кто так может сказать?!
- Я понимаю, о чем вы думаете, - послышался вдали ее голос.
Мимо меня мелькнула тень. Я слышал, как щелкнул замок. И выбежал в
коридор. Тут же захлопнулась дверь моего номера. Я попытался побежать в ту
сторону, и тут же, ощутив толчок в плечо, отлетел к стене. Вверху горела
лампочка. С ужасом я подумал, что надо идти за ключом, мой остался в
запертом номере. Там меня увидит директорша... О чем я должен с ней
поговорить? Не помню!
- Не ходите со мной. Я раздумала! - Опять вдали послышался голос.

Я знал по статистике: продолжается рост преступности; личному составу
внутренних дел все труднее справляться с нарастающим валом преступлений;
нагрузка на одного сотрудника уголовного розыска по зарегистрированным
преступлениям возросла почти на четверть - с семнадцати до двадцати одного
оперативно-розыскного дела... И т.д. и т.д. Боже, милый Добрюк! Да тут не
надо и показывать таких подонков, чтобы понять весь ужас сегодняшней
жизни. Стоит лишь поглядеть вокруг!
Я тарабанил на машинке об убийстве Ирины, прикатив в свой город. Я
позабыл о предупреждении Лю не писать. "Это не ваше дело! Есть другие,
которые будут чистить конюшни!" В конце концов, а что я буду делать, если
перестану писать? Это же своего рода наркотик - выворачивать пласты
уголовной хроники, а?
Мне казалось, что материал об убийстве Ирины выглядит и серьезнее и в
чем-то убедительнее, если хотите - поучительнее, хотя все во мне
протестовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37