И внесли новый диван. Светлана Григорьевна давно его присмотрела -
договорилась с заведующим мебельного магазина.
Никогда не ожидаешь, что и зачем последует. Думалось, что в доме
будут добрые хлопоты, так нужные в эти дни, их смутные дни (кажется, у них
все расползалось с мужем, он открыто иногда стал ходить к любовнице).
Когда-то, женившись на ней, он долгое время любил ее. Неосторожность
в отношениях с мужчинами, иногда легкий флирт, иногда безобидное
кокетство, привели его к тому, что замкнулся, стал угрюмо на все глядеть.
Ему теперь казалось, что она врет во всем: в движениях, в словах. В
постели особенно это чувствовал. Ему часто хотелось спросить ее: ну, с кем
ты в этот раз?..
Он ждал одного, когда она поползла по служебным ступенькам, - уйдет
от него, или кто-то придет в дом и скажет ему: куда ты смотришь? Ты же не
последний алкаш, чтобы тебе почти на глазах изменять? Она же открыто
гуляет...
Сорокалетняя женщина. До призыва в армию Ледика - еще прекрасная, еще
миловидная, с замечательной прической. Уж эта ее неповторимая прическа.
Сделать тугой узел сзади, пришпилить его. Голова делается благородней. Вся
красота сразу бросается в глаза... Она сделала прическу и перед приездом
Ледика. Она сделала прическу и когда пошла к нему на свидание в тюрьму. У
нее были влажные карие глаза. Она подкрасила их, даже идя к Струеву. В
меру полная, в белых босоножках, в платье сафари песочного цвета... Жизнь
была нелегкой всегда. Но сохранилась. Пугалась порой и стучала по
некрашенному дереву: "Тьфу, тьфу! Ничего... Пусть он не взял по службе. Я
же взяла!.. Зато он депутат!"

- Я всегда знала, что этим кончится!
Светлана Григорьевна сидела напротив Струева и плакала. В дневнике
пишется, как эта женщина учила в свое время невестку пользоваться слезами.
Теперь она плакала сама и плакала искренне.
- Что же будет с моим сыном!..
У нее было крупное лицо, у брюнеток при плаче выступают красные пятна
на лице. То ли дело у ее умершей невестки. Ей плакать можно было, ни один
мужчина не мог отвернуться. Теперь хотелось отвернуться. Таким не советуют
плакать.
- Скажите, неужели он убил ее? Я этому никогда не поверю... А если
поверю, то армия, армия... Я всегда защищала армию. Теперь я поняла, что
он приехал совсем другим человеком... Там ему приходилось все делать.
- Да, - тихо ответил подполковник. - Все может быть. Учиться у вас,
признаться, страшновато.
Она пожала плечами.
- Дайте хотя бы дневник... Может, вы из него вычитали обо мне? Есть
там обо мне лично?
- Там все о вас, - резко сказал подполковник.
Из дневника Ирины, приобщенного к делу.

"2.02.90 года.
У меня нет иного выхода, кроме как терпеть. Терпеть, терпеть,
терпеть... Моя свобода была для меня всегда тяжким испытанием. Я испытываю
страх. Ничего, кроме свободы! Это же ужасно! Это плохо. Свободу понимают
все по-своему. Я ее понимаю так, как понимает желающий свободной
чувственности. Об этом твердит С., при этом загадочно и призывно
посмеиваясь... "У меня есть рядом примеры этой свободы" - он намекает на
мою свекровь.
7.07.90 года.
Нас всегда учили в этом самом... как говорит С., "в трепетном и
сладком", не тому, чему надо было бы учить. Нас учили в школе одному, а мы
после уроков говорили с девчонками совсем о другом и по-другому. Недавно,
вдруг за столом (мы были с матерью Ледика вдвоем), мы заговорили о
сущности любви. Она сразу привела примеры чувственной любви (ну когда
имеешь связь с другим человеком). Она возводила все в степень,
подчеркивала, что это красочно и аппетитно. И потому я с ней уже не
стеснялась рассуждать о том, что это ведь не только, когда после всего
такого хорошо и не бесишься в желании (как теперь определяют: желание
разрядки сексуального напряжения или биологическая сторона). Моя
собеседница теперь толковала о желании... Она мне впервые умно доказала,
что же такое счастье, когда мужчина настоящий и твое желание, как
встречные поезда, пойдут рядом, а потом остановятся и соединятся... А С.
потом сказал, что моя собеседница умеет соединять поезда. Это искусство.
Без даты.
Я поняла, что любовь мужчины и женщины - это, с моей стороны, - все
отдать ему, чем я жила до него, мечтая о чем-то сверх необъяснимом, но
вдруг понятым, когда поезда идут рядом, а потом соединяются. Я не
понимала, что это все без нас рождается. Хочешь ты этого или не хочешь. И
мораль "не смей распускать себя" - ханжество. Все остережения - обман.
Жизнь не такая и длинная. Просто до этого можно проспать, думаешь, что все
живут так, как заведено. А в самом деле, есть в этом отношении счастливые,
а есть - "так и не повезло"... А чаще - никому ты не нужна... В доме рядом
в неуюте живут три женщины - мать, которую бросил муж, и две дочери. Одна
больная - слоновая болезнь, что ли... А другая... Мне сосед говорил:
страсти - бездна. "Она кусалась!" И что? К ней придти нельзя: мать и эта
слоновая болезнь. Бросилась учиться: техникум, институт, а потом -
психбольница... Нет, я так не хочу. "Открываю краны!"
Без даты.
Я, обожая, удивляюсь. Пусть у него другой мир, пусть мы разные.
Шевелюра седеющих волос. Пусть. Но хорошо! И хорошо, что первый сон! Он
развивает любовь по своему сценарию, и я иду за ним, и мне прекрасно...
Хочу ли я еще кого-либо? Не скажу. Но, наверное, хочу. Страстно хочу... Он
сделал из меня Женщину! Разве это плохо? Мать скрипит на меня. Но она,
по-моему, так и осталась фригидкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37