Ненец, он, бедолага, и при советской власти оставался дитем доверчивым.
Ш_п_и_р_т_ для него остался той светлой радостью, которая не меняла своего
лица с выгоном из нового быта шамана, приходом врача, присылкой мыла,
сахара. За шпирт ненец мог и жену отдать. И уж Сурок пользовался! Уходя в
тундру, нес с собой спирт.
"Классовый враг" хоронил и пушнину, и купюры. Нашли Сурка вскоре
нужные люди с Большой земли. Он вел с ними тайные торги. Мамоков, занятый
своим делом, был доверчивый малый, не трогал Сурка. Не трогал он и его
сына - непутевого злого Витьку. В тот день, когда Витька со своим, не
менее злым дружком, откапывали клады, Мамоков уже подъезжал к тихому, в
снегу, дому лесника Родиона. До этого много мест изъездили.
"Кай-о! Кай-о! Кай-о! Йо! В священном углу человеческого дома
посадили меня, медведя! В гнезде из мягкого сукна и тонкого шелка я,
лесной дух, сижу! Бесконечную юношескую удаль мне показывают, вечным
девичьим весельем меня веселят! Бездонные чаши с озерными яствами передо
мной ставят. И руками белыми, как вода Оби, гладят мою шерсть"...
Это пел рядом с Мамоковым человек, по фамилии Нургалиев, известный на
всю округу следопыт. Был такой крепкий мороз, что голова гудела, словно
телеграфный столб. Олени и те дышали взахлеб. Там, где они проезжали,
шкуры на чумах, кажется, шевелились от холода. Везде им что-то
рассказывали. К примеру, у Хатанзеевых, что хозяин не вышел прощаться с
недавним другом сына, этим русским Воловым. Обиженно сидел у очага,
посасывая трубку. Ему не понравилось, что Волов уезжает так неожиданно. Но
больше не понравилось ему, что Волов оказался гордецом: когда старик
предложил ему деньги за работу, тот наотрез взять их отказался. И никак
никто не мог уговорить его. Это нехорошо! - говорил старик, попыхивая
трубкой. - Что думают о Хатанзееве? Плохо! Мужик работал - Васька бегал.
Васька получит - мужик не получит!
У старика была чуткая совесть, он не мог позволить себе обидеть
Волова, которого успел полюбить.
- Ладно, - сказал Мамоков. - Еще жизнь большая. Встретитесь. Лучше
скажи: не было ли тут чужих?
Нет, чужих не было. Хотя след чужой нарты старик видел. След бежал в
сторону поселка.
Мамоков кинулся с Нургалиевым туда, где старик видел след. Но его
занесло. И они кинулись в сторону поселка.
Поселок-то небольшой - дворов на тридцать - сорок. Заезжали они к
нему с речки. В домах еще горел свет. Слышалось радио, пахло хлебом и
парным молоком. Они проехали возле новой конторы совхоза - домине комнат
на пятнадцать-двадцать, совсем еще новом, не оштукатуренном, потом
скатились опять к речке, где был раскинут балковый поселок геологов,
объехали замерзшие два корабля, видные только потому, что там играли в
казаки-разбойники мальчишки и от их беготни в тех местах, где корабли
вмерзли в залив, обнажились мачты, потом свернули к клубу - небольшой
избушке, рядом с которой строился дворец культуры, и поднялись к новому
кварталу домов, впрочем с еще новыми, заложенными в прошлую осень, домами.
Нет, чужих нарт не обнаружили. "Двигай, хозяин, к Родиону", - сказал
Нургалиев.
Тогда они и двинули. И Нургалиев тогда запел: "Кай-о! Кай-о!"
Эхо рвалось. Это бежали олени. Эхо рвалось где-то вдалеке,
успокаиваясь постепенно...
Вместе с участковым Мамоковым и заходил к Родиону в дом старик с
окладистой бородой. Вперевалку, на шее винтовка на ремне, подошел к столу,
тяжело сел.
Родион узнал Нургалиева. Сердце екнуло.
У Родиона гостил заблудившийся якобы санитар из больницы. Недавно его
послали в поселок за лекарствами - у них там, в больнице, покусанный
волком человек. Санитар почему-то в поселок не доехал, остановился
переночевать у Родиона.
Санитар был в подпитии. Когда Мамоков стал его журить, что там,
может, человеку-то без лекарства худо, санитар, закивав головой,
согласился. Но, поняв по-своему, что они гоняются за волками, предложил:
- Вы бы за другими волками погонялись. Слыхал, сбег с колонии
какой-то сукин сын? А я в поселок мчусь.
- А чего же ты сюда пришел? - Нургалиев оглядывал хату Родиона,
выискивая для себя какую-либо зацепку. Он ее и увидел - кепку, бог ее
знает, как оказавшуюся в детской кроватке.
- А ну как он в мою машинку сядет и пистолет к виску приставит? - не
унимался санитар.
Нургалиев поглядел на него снисходительно:
- Езжал бы ты, паря, по своим делам.
- А вы в совхоз потом? - Санитар испытывающе глядел на Мамокова.
- Чего? Али уж наклал? И вправду?
Мамоков по-хозяйски выпроводил санитара, посадил его на нарты и
приказал их дожидаться. Возвратившись к Родиону, спросил:
- Сбежал, стервец. - И вздохнул: - И зачем сбегать? Главное, поймают.
Дядя Родион суетился, одеваясь. Он только крякал да ничего не
говорил.
На столе у Родиона стояла фотография. Родион в лесу.
- И нас сфотографировал для газеты, - похвалился Мамоков, оглядывая
фотографию. - Тот самый Квасников...
- А кто говорит - потонул, - выглянул из сенцев санитар, снова не
поняв, о чем идет разговор. - Давние у них замашки, у этих каторжников...
Злые люди! Злые люди! Они не понимают, как становятся грубыми,
мелкими, эгоистичными! Сбежал? Ну и что? Значит, там ему и в самом деле
стало невмоготу! И он ничего не сделал! Он откровенно говорил, что ничего
не сделал! Маша глядела только на Нургалиева. Она поняла: кепку он увидел,
Леха ее сменял на шапку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40