"Не пойму я тебя, старик! - выговаривал Местечкин. - Зачем живем тут?
Я бы мог и не писать, но совесть моя говорит мне. Как никак дороги
начинали вместе. Хорошо, ладно! Ты _е_м_у_, директору, поверил, что пока в
совхозе не надо никого? _Н_а_д_о_, ежели с _у_м_о_м_. С умом всегда надо и
будет надо. Здесь, мой милый, жизнь иная, без философии. Быстрая, как на
войне. Раз, два и в дамках. Здесь отдача нужна особая. Иначе пропадешь и
никто тебя не поймет. Жизнь - не картинка. На Большой земле потом ходить
станем в модных туфельках. А тут пока болотные сапоги, хорошая фуфайка и
плащ - лучше толстый, как у сварщиков. Люди - братья, да! Но когда они
понимают друг друга с полуслова и когда их не особенно много, они братья
вдвойне. Машина кибернетическая позавидует. А близких _н_е_т_у_...
Эх, товарищ старшина! Баба, что ли, тебя смущает там? Неночка?
Наташка Васькина? Да и тут их навалом. Есть тут зыряночка такая,
мать-сестра Маша. И комнату у нее можно снять запросто, за какие-то рубли.
И она, главное, будет рада, что мужик в доме. Муж ее бывший, татарин
Рифатка, в ящик сыграл, одним словом - дуба врезал. А твое какое дело,
если без всяких обязательств? Она меня о тебе расспрашивает, портрет твой
рисует. С ней можно иметь дело! Бухгалтер... А тебе работа на каждом углу
валяется, говорит! Не пыльная... Не пыли, старшина! Что говорил на
политзанятиях - одно, а жизнь, повторяю, другое. Сейчас можно, к примеру,
за прораба, - предлагает Маша-зыряночка. Есть у нас Орел тут такой. Он
поехал к морю _к_о_с_т_о_ч_к_и _греть. Модные туфельки, плащик, рожа
кирпича просит, незаконная любовница. А с виду - такой пришибленный,
говорят, во рту каждое слово у директора ловит. Пользуется, брат,
недостатками начальства. Не выносит их на обозрение, не кричит о них, как
мы, идиоты, можем на каждом перекрестке орать, забывая, что все, как
бумеранг, возвращается..."
В доме отвели Волову место - широкую комнату. Уже после второго
письма и ухода лоховцев, тихо, крадучись, вошел Васька. Сверкнул глазами
на Волова.
- Что, русский! Приехал, да? - захрипел. - Почему? Ждешь - отец
правда тибе дом строил будет? Ничего тибе не будет! И мое это! Я побегу к
прокурору! Нас, ненцев, в обиду никто не даст!
Волов оделся, молча покинул комнату. Жена Васьки Наташа расшивала
малицу. Она не скрывала, что расшивает малицу ему в подарок. Вся
зарделась, лицо поплыло красными пятнами. Вдруг она прислушалась, что-то
крикнула по-ненецки. Васька нехотя отозвался уже с порога.
- Саша, Саша! - крикнула она. - Он что-то там взял у тебя.
Волов понял: взял швейцарские часы. Васька давно зарился на них.
Подойдет, потрогает. Когда Волов уходил к стаду, просил: "Оставь, глядеть
буду!".
Часов и в самом деле не оказалось.
На дворе Васька быстро садился на нарту. Олени помчались.
- Хе-хе-хе, русский! Возьми ее за твои часы! - кричал. - Один она, ты
тоже один. Никого! Один тундра! Ге-ей!
Было тепло, натоплено. Одни остались! Платье обтягивает красивую
маленькую грудь. Волов трясущимися руками надел лыжи. "Я за ним", -
побежал в тундру. И пока бежал все слышал: "Саша, Саша!"
Дня три прошло. Вернулся Васька, ходил как побитый. Часы Волова он
кому-то по пьянке загнал. Алешка пригрозил: убью, если не выпутаешься!
Моего дела нет, где возьмешь!
Васька опять исчез. Кто заплакала - мать. Сквозь слезы в сердцах
сказала:
- Отберем у него Наташку. Тебе отдадим. - На Волова.
"Надо бежать! Надо бежать! - сам себе сказал Волов. - Иначе... Иначе
все пропало..."
К здешней сплошной ночи уже привык. Это была плотная темь, бережно
выложенная на бесконечные снега. Волов научился в них отыскивать хитрого
песца, и стрелял без промаха. Прямо в маленький глаз попадал. Совсем
необычный гость!
В стадо его брал поначалу Алеша. Быстро Волов освоился в могучей
стихии оленьего царства. Гордо и независимо вели себя на просторе умные
животные. Надо было укротить непокорных. И Волов, со своей громадной
силой, на удивление внимательного присматривающегося к нему
Хатанзея-старшего, делал это легко, запросто.
"Так наше ремесло постигнешь быстро. Алешка учиться будет пока. За
сына станешь. Дом тебе построю. Большой, красивый дом".
Опять при Ваське.
Далеко в снегах встретил его Васька: "Ты, русский! Что же тебе здесь
надо? Ты был на войне. - Он уже не ломал язык. - Там нет твоей могилы. На
могилу здесь хочешь заработать?"
Кажется, впервые трезв. Глаза мутные, смотрят жестко. "Я тебе всегда
врагом буду!"

"Я тебе всегда врагом буду!" Нет, отсюда надо бежать. И так
загостился! Но захворал неожиданно Алеша. Подвернул ногу. Приехала
фельдшерица - молоденькая зеленая девчушка Зиночка. Сама ненка, но говорит
только по-русски. Пухленькими ручками быстро и умело сделала компресс,
дала - если не на год, так на два - лекарств всяких. О новостях щебетала:
в клубе приезжие студенты концерт дали, пели украинские песни,
рассказывали стихи. И напоследок поругала Ивана, почему членские взносы
вовремя не заплатил? И Волову заодно досталось. Старик за Волова
заступился: парень к делу привыкает, некогда сейчас. - А там директор его
ждет! - сказала Зиночка. - Дрова в поселке кончаются. Страх! Директор-то
старый дров заготовил много, да все их почти не взять! Там они за пятьсот
верст, поди, в тайге! Другие дрова - воды ждут! А как повезут - посадят
их?

Старик отмалчивался. Васька в тот вечер исчез. Несколько дней не
появлялся - один Волов со стадом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40