Оно
совпадает... Это время впрочем не противоречит и выводам экспертов: смерть
наступила не позднее 24 часов. После получения Иваненко черепной травмы
она могла прожить не более 15-20 минут...
"Что же он этим хочет сказать?" - силится понять Басманов. - Вот,
оказывается, что! Убитая встречалась со своей подругой на Клочковской
улице, по выводам суда, в 23 часа 30 минут... Ага, понятно! Это
обстоятельство решительно опровергает выводы суда. Согласно им
Дмитриевский и Романов догнали Иваненко в Криничном переулке, вновь
попытались уговорить ее - прекратить преследования Дмитриевского: он же
женится!.. Погоди, погоди! Они ее уговаривали, просили не сообщать
письменно Дмитриевскому на работу - он ведь вот-вот должен был уехать в
Ленинград! Всякая аморальность ему бы помешала. Они ее уговаривали...
Сколько? Две минуты, пять, десять? Романов потом пошел домой. Остался один
Дмитриевский. Он стал один ее уговаривать. Убитая встретилась с подругой в
23 часа 30 минут, ей около двадцати минут понадобилось на дорогу в этот
Криничный переулок. Когда же они ее уговаривали, вначале вдвоем, а потом
уговаривал Дмитриевский один? Но смерть наступила в 24 часа! - Гордий
волнуется, как ребенок. Он хочет, чтобы его поняли. Однако и так понятно.
Концы с концами не сходятся у суда.
Гордий неожиданно умолкает. Он вдруг чувствует, что его плохо
слушают. Он издерган, все ему кажется не так. И он зловеще произносит:
- Зря я к тебе приехал, Федор. Прости.
- Ты что?! - не в шутку обиделся Басманов. - Как раз я очень
внимательно вдумываюсь в то, что ты говоришь.
- Вдумываешься! Не лги мне. - Гордий ощетинился, лицо его исказилось.
- Ты думаешь про другое. Мол, удивил Иван! Ты думаешь о последнем
разоблачении жуликов, которым покровительствовал... Жутко даже сказать,
кто им покровительствовал!
- Об этом я еще надумаюсь.
- А о Дмитриевском, как только расстанемся, сразу и забудешь. Ведь
так?
- Не знаю.
- А знаешь, как невиновному думать, скажем, о расстреле?
- Не городи чуши.
- Над Дмитриевским висел расстрел.
- Я дело не изучал его.
- Конечно, что там для миллионов какой-то Дмитриевский! Тьфу - и
растоптали.
- Ты стал невыносимо злым.
- А ты читал дела Захвата, Улесского и третьего, не помню! Как же его
фамилия? Не помню! Убей! Видишь, память какая дырявая стала! Убей, не
помню... Так парней приговорили: к стенке! А они были не виноваты. Они же
шли по делу убийства Иваненко. Ты стоял у стенки ни за что?
- Ты всегда берешь крайности.
- А я тебе говорю: не стоял! А они уже стояли! И Дмитриевский это
знал. Он знал, что они стояли. Они стояли тогда, точнее после того, как не
признали убийства. Им доказали. Доказали в кавычках....
- Прости, Семенович! Я действительно был не причастен к тому делу, не
изучал его.
- Я тебе, как человеку, гражданину, говорю: выводы суда по этому
вопросу находятся в прямом противоречии... Прости за бюрократический язык!
В противоречии с фактическими обстоятельствами, установленными во время
судебного разбирательства.
- Ты же был в Москве, милый мой! Неужели там это не доказал?
- Москва... Федор! Не глупи! Не та ныне Москва. Совсем не та.
- Но люди те.
- Ошибаешься. И люди не те. Все теперь по-другому. Раньше нас ругали,
кто-то нами руководил... А теперь никто никем не руководит. И никто ни за
что не отвечает. Я стучался в Москве в такие двери... И не снилось мне!
- Гляди, у себя вот наведем, по-другому жить станем.
- А я не верю нашим молодым.
- За то, что на пенсию выперли?
- Не надо иронии. Не за то. За другое. Сейчас столько нахлынуло на
молодых... Про таких обездоленных они и забыли.
- Ну ты один помнишь! Невинный, черт возьми! Но я и ты не суд. Суд
состоялся. И нечего кричать. Доказывай!
- Как?
- По закону. Доказывай по закону. Я с твоим начальством молодым,
разволнованным, разговаривал. Ты все норовишь через голову! Приехал, даже
не поставил в известность это молодое начальство, что ты жалобу нашел, не
так оформленную. И что? Убедишь?
- А нет?
- Да он опять откажется. Ты думаешь... Они, молодые, чувствуют,
может, в этом лучше нас... Три последних дела, чем закончились?
Прибавлением срока, милый ты мой друг! Это же секут молодые! Они потому и
разводят руками. Один раз Иван Семенович вывел из-под вышки. Второй раз...
Играет судьба! Вдруг - вышку снова прилепят?
- Управляют нынче молодые да ранние подследственными, одно скажу!
- Опять двадцать пять! И Дмитриевским, и Романовым управлял,
по-твоему, следователь?
- Да, управлял следователь.
- Логика? Зачем ему это? Впрочем, ты уже сказал: выслужиться. Но это
же риск. Понимаешь, служака, карьерист не пойдет на такой риск. Побоится.
- Я тоже так поначалу думал. А правда в другом. Мы вот сейчас
оглянулись. Очень правильно сделали. И то не так было, и это можно было
подтянуть. Расплодили сами же своей нетребовательностью друг к другу, а в
первую очередь нетребовательность к себе, и бюрократизм, и обывательщину,
и, прости, нового служаку. Для него, такого служаки, важен результат. Он
понимает, что безрезультатность сродни бездеятельности. Вот и пришли к нам
только результатники. Самое страшное, что есть. Во что бы то ни стало
результат. Так воспитывали его, так наставляли, к тому вели.
- Целая философия.
- Да, Федор. И ты за это спрашивал, за результатность, строго. Что же
произошло с делом Дмитриевского? Он шел после Захвата, Улесского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30