Для моего
эксперимента, как я уже знал, требуется спокойствие и время... Поднявшись на
мост и спустившись по второй лестнице до середины, я никого не обнаружил. Мне
пришло в голову, что возвращаться к исходной точке нет смысла: лестницы
совершенно одинаковы, я могу с такой же степенью риска устроиться на этой.
На площадке повернулся к стене и глубоко перевел дух. И уже сделал привычное движение.
И как раз в этот миг за спиной легко прошуршал плащ. Я обернулся вслед:
девушка под зонтом торопилась скрыться за поворотом. Она, вероятно, заметила мен
слишком поздно. Хорошо, что не полисмен, - глупо подумал я.
Хотя мне было уже плевать и на полисмена. Я бы сказал ему правду: мен
на чужбине убивают чужие врачи. Теперь ничто не могло остановить меня в
намерении получить решающий ответ. Я снова уткнулся в стену и стоял так
долго.
Все было тщетно.

Будущее представилось мне вполне определенным. Я
вспомнил нашу бедную собаку и просто подумал: вот и моя очередь подошла.
Ночью меня увезут в карете скорой помощи, разрежут... Все будет
по-английски деловито и ужасно. Предчувствие не обмануло мою жену, когда она,
со слезами рассказывая про смерть собаки, заклинала меня беречь себя. Больше мы,
возможно, никогда не увидимся.

Почему
не умер тогда?..
-
Жалеешь, наверное, что в Англии не остался, - с неожиданной злостью сказала сестра.

- Как - остался? Зачем? Почему? - растерянно переспросила ее
жена.
- Да уж нашел бы как. И
работу себе со временем подыскал бы. Он у нас толковый. Один такой толковый
в семье. Господи, за что же и тебе-то вместе с нами пропадать?!

Она опьянела от маленькой рюмки.

После полуночи я все-таки уговорил сестру поспать. Мама
лежала неспокойно, в бреду вспоминала и звала отца, потом попросила пригласить на
свои похороны умершую два года назад тетку из Солигалича. Жену она приняла ночью
за врача и жаловалась ей ставшим вдруг тонким голосом, что родные сын и
дочь плохо за ней смотрят. В квартире становилось все холоднее - рабочие
котельной, должно быть, праздновали Новый год. Оконные стекла покрылись изнутри
ледяной коркой с узорами. С потолка с шелестом сыпалась известка: этажом
выше плясали подгулявшие соседи. Мама наконец задремала; мы укутали ее
одеялом, а сверху я набросил еще яркий клетчатый плед.

В первый день нового года мы возвращались в
Москву за лекарством.
-
Не задерживайся там, - напутствовала сестра. - Бери за любые деньги, не
упрямься. Если бы ты знал, как мне тут одной страшно! Когда температура ползет
кверху, как было в первую ночь: тридцать девять, сорок, сорок один... И
не знаешь, чем помочь.
Обычно скованная в
проявлении чувств, она громко разрыдалась при расставании.

Ночью в поезде мы с женой сидели на нижней полке,
прижавшись друг к другу и закутавшись в вагонное одеяло. Окно в купе было разбито,
верхнее спальное место заметало снегом.
Я
ведь совсем не жил в Англии, - тихо говорил я жене, сам поражаясь внезапному своему
открытию. - Жизнь там была сплошным ожиданием. Ожиданием посадки в самолет, встречи
с тобой в аэропорту, новогоднего ужина, приезда к маме и сестре с подарками. Только
это придавало смысл всему тому, чем я занимался в Оксфорде: работе в библиотеках, лечению,
присутствию на приемах и обедах, о которых я так хотел тебе рассказать... Только
ради этого сберегалась валюта. Если бы ты знала, как я исходил желчью от
каждого промаха с деньгами! Как не шли мне в глотку те чай с булочкой, за
которые с меня в буфете Национальной галереи спросили, к полной моей неожиданности, целых
три с половиной фунта! После этого чая я уже не мог глядеть ни на какие
шедевры. Там ведь тоже пользуются неопытностью и беспомощностью приезжих.
В кафе через дорогу я потом увидел такой же чай за тридцать пенсов. У них все
как у нас. Даже характеры похожи на наши. Англичане раздражительны и сварливы. Обожают
свои очереди и никому не дают их нарушать. Ссорятся с коллегами, злословят. Мне
доставляло странное удовольствие все это наблюдать, словно именно там
наконец впервые увидел себя обыкновенным человеком. Больше всего мне нравилось, что
они молчаливы и замкнуты. В Англии я чувствовал себя лучше, чем дома, мне там
жилось легко. Но когда я воображал, что остаюсь насовсем, всякий смысл из
моей жизни испарялся. Не оставалось даже самых простых радостей - встреч,
подарков, праздников. А кому там нужны мои русские мысли и слова? За кого
я буду переживать, во что верить?..
Потом это
твое известие о смерти собаки...
Уже
тогда во мне что-то оборвалось. На миг даже расхотелось возвращаться. Но
вспомнил о тебе, о маме с сестрой, о старом теткином доме в Солигаличе, где
мы провели последнее лето... Подумал: все можно начать заново. Каждый, в
конце концов, достигает всего, чего он очень хочет, верно? Каждый оказывается там,
где хотел оказаться, и живет так, как он хотел жить. Другое дело, что люди забывчивы и
редко узнают по прошествии времени свои былые желания...

Сейчас, после Оксфорда, я чувствую себя гораздо увереннее, чем
прежде. Не загнанным волком, в какого превращался в молодые годы. И не
задавленным нуждой и обидами неудачником, каких теперь так много. В Англии
я понял, что я такой же, как все, не хуже и не лучше. А ведь успех в жизни
зависит именно от того, каким ты чувствуешь себя среди людей. Мы с тобой еще
научимся уважать и ценить себя. К нам еще вернется уверенность юных лет,
когда нас, казалось, переполняли всевозможные таланты и будущее рисовалось таким
блистательным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62