- Фактически я заплатил двойную цену. И вы еще требуете доплаты
за багаж! Я хотел бы побеседовать с представителем Аэрофлота.

- Представительство Аэрофлота на
втором этаже. Откроется в десять, через час после вылета вашего самолета.

Она тут была ни при чем. Она по-английски четко
и честно выполняла свои обязанности.
-
Что у вас в руках? - вдруг спросила служащая. - Положите весь багаж на
весы.
- Это пакеты, - невнятно возразил
я, машинально подчиняясь ее властному голосу. - Не отнимете же вы мои пакеты?

- Еще багаж есть? Кладите все, иначе вас не
пропустят в самолет.
Она
раскраснелась, эта честная англичанка, но продолжала сохранять достойную сдержанность. Во
взгляде ее мне почудилось сострадание.
Вместе с
пакетами на весы лег наконец сверток с рукописью и книгами. Газеты я выставить не
решился, заранее принеся их в жертву.
-
Шестьдесят два килограмма, - тихо сказала женщина. Лицо ее просто пылало, глаза
из серых стали синими. Она была не первой молодости, но показалась мне
теперь очень красивой. - Заплатите или откажетесь от полета? Если будете
платить, я подсчитаю...
-
Мне нечем платить, - уныло сказал я и медленно отошел в сторону.

Наверное, моих денег как раз хватило бы, чтобы
заплатить за этот чудовищный багаж. Но с деньгами были связаны слишком большие
ожидания, чтобы я мог легко с ними расстаться. А главное, стоила ли игра свеч?
Газеты, рукописи, старые башмаки... Хлам. И чужие посылки.

Придется с чем-то расстаться. С чем?

Ну, с газетами я и так уже мысленно расстался. Но
из остального готов был пожертвовать разве что чемоданом с домашними вещами:
единственный выходной костюм, единственные туфли да штук пять рубашек, которым
тоже не было замены. Посылки? Как ни мало знал я их отправителей, все же
я оказался связанным с этими людьми обещанием. О большой рукописи вообще
не могло быть речи: тут я дал слово не случайному знакомому - вам; я сам
выпросил у вас этот драгоценный экземпляр, чтобы помочь книге выйти в России.

Каюсь, в ту минуту я эгоистично подумал: как жаль,
что вам не пришлось меня проводить! Я вернул бы вам рукопись - до лучших
времен. Упросил бы взять чужие посылки и отдать их назад отправителям с
моими извинениями. Это уже минус тринадцать килограммов. С радостью отдал
бы вам продукты - пригодятся. Минус еще семь. Остается...

Остается сорок два.

Говорят, лишние вещи можно сдать в аэропорту и их
отправят по указанному адресу. Но есть ли гарантия, что рукопись до вас
дойдет?
Мне казалось, что
у меня жар, лихорадка, тяжелая форма гриппа. Колени дрожали. Я прислонился спиной
к колонне, и тут почему-то вспомнилось давнее событие: лет пятнадцать назад,
только-только окончив институт, я вот так же стоял у колонны в ленинградском метро
- никому не нужный, бездомный, не имея возможности устроиться на работу, оттого
что в паспорте не было штампа о прописке, - стоял в старом мешковатом пальто
с дырявыми карманами, скрипел зубами от ненависти к наглым милиционерам, к
крикливым бабам в форменных тужурках у турникета, ко всей этой матерящейся, лузгающей семечки,
пахнущей чесноком и водкой толпе, спешащей с заспанными глазами на фабрики-тюрьмы без
надежды, без цели, без будущего, к этой стране рабов, стране мертворожденных, -
и вдруг словно из тумана или сквозь заледеневшее стекло, в котором отталилось овальное
окошечко, явилось передо мной участливое женское лицо.

- Вам плохо? - спросила она. - Вам помочь?

Я был здоровым парнем - может быть, лишь несколько более
бледным в ту минуту, чем обычно. Она была уже немолодой и торопилась с
сумочкой на работу...
До
вылета оставалось не более получаса. Очереди у регистрационных стоек таяли. Я
подумал, что мое положение, в конце концов, куда лучше, чем пятнадцать лет
назад. У меня есть выбор. Можно было отказаться от рейса и потом учинить скандал
в Аэрофлоте. Но я не знал, сколько потеряю на билете. К тому
же на Пиккадили меня заверяли, что мест на аэрофлотовские рейсы нет до середины
января. Так что можно было недели на три застрять в Хитроу. Уж они постараются, чтобы
все было именно так. И что значит - учинить скандал? Формально я не прав:
сам купил дорогой билет, сам притащился с невообразимым багажом... Здесь Британия.

Наконец, меня ждут дома. Жена уже втиснулась в
промерзший автобус и едет в Шереметьево, чтобы торчать там час, другой, третий
- пока посадка, пока прибудет багаж, пока досмотр... Что она подумает, если
не найдет меня? Когда и как я смогу ей все это объяснить?

Возражений было так много, что я не додумался до
самого простого: ведь мой багаж останется при мне. И завтра, и через три недели.
Разве что съем с голодухи виноград с апельсинами да сгрызу шоколад.

Признаться честно, дорогая моя, в моей голове
бродила время от времени еще одна мысль. Ах, вы не хотите вывозить меня из
Англии? Что ж, вам же хуже. Это совпадает и с моим желанием. Если расходовать на
еду так же умеренно, как я делал это до сих пор, оставшихся у меня фунтов стерлингов хватит
еще месяца на три. Спать буду в аэропорту или где придется. Англия - не слишком
морозная страна. Поверьте, в любом случае мне здесь будет не хуже, чем дома.
Когда-нибудь вы поймете это и, может быть, отправите меня домой на казенный счет.
А может быть, я получу вид на жительство и останусь тут навсегда.

Это была своего рода игра воображения - многим
знакомая отчаянная игра, когда свешиваешься с балкона на двадцатом этаже
и хочется нырнуть вниз.
И
вот тут-то меня окликнули на чистейшем русском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62