Знаю, минуту спустя вы уже сожалели о своей
вспышке.
- Она спускалась по
лестнице с подносом, упала и ушибла голову, - рассказывали вы, как бы заглаживая свою
вину. - Ей удалось вызвать неотложку, но машины почему-то долго не было.
Она звонила мне в Оксфорд и спрашивала: почему не едет машина?.. У нас просто
ужасные врачи! Когда приехали, она была уже без сознания. Они не знали, что
с ней, стали делать разные уколы... Я рада, что все кончилось быстро. У
матери было кровоизлияние. Она все равно осталась бы инвалидом, прикованной к
постели. Моя мать была энергичным человеком, она не выдержала бы неподвижности...

Мы с вами так и не успели ни о чем толком поговорить. Хвата
последние убегающие минуты, я предложил - как в холодную воду бросился- познакомить вас
с Аней Вербиной, о которой много рассказывал еще в Англии. Свести вас с
ней было давней моей мечтой.
-
Нет, - сдержанно ответили вы. - Как-нибудь в другой раз.

Оказывается, вы послезавтра улетали назад.

- А я? У меня будет еще возможность повидать
вас?
- Боюсь, что нет.

- Я приеду в аэропорт, назовите время!

- Нет.
Последнее нет
прозвучало мягко, совсем не обидно.
-
Приезжайте в гости, - тепло сказали вы, прощаясь со мной у чужого подъезда.
- Буду вас ждать. - И вдруг (Боже, никогда еще вы этого не делали!) притянули мен
за руку, подставили щеку для поцелуя и сами меня поцеловали!..

Идя через пустырь к далекому шоссе, я думал: отчего
и в самом деле не поехать? - продолжая машинально шевелить губами, все
шепча не высказанные вам слова моей любви. Вот устроюсь на денежную работу,
думал, скопим с женой к лету нужную сумму, а там и махнем вдвоем на недельку... Как
хочется повидать Оксфорд летом!
Но
вспомнил потную толпу у двери британского консульства. И горький прощальный смысл
нашей встречи и нашего расставания вдруг разом хлынул в сердце, выжига
его изнутри.
Мы люди, маленькие живые
тельца. Нам больно. Господи, прости нам все, что было и чего не было, забери эту
боль!
В тот день я слишком долго
был на ногах, болезнь снова причиняла мне ужасное страдание. Добравшись кое-как
до автобусной остановки, где стояла в ожидании толпа, я привалился к железной будке
и устало перебирал в уме каждое сказанное вами слово. В самом деле, что
уж мы так жалеем чужих матерей, когда рядом умирают без внимания и помощи
наши матери? Неужели все в той же рабской надежде заслужить благодарность, переменить с
вашей помощью страшную судьбу, неужели оттого, что продолжаем смотреть
на вас снизу вверх, как псы на своих хозяев? Если вы от нас отворачиваетесь, нам
уже кажется, что мы покинуты Богом и никому не нужны. Нам и в голову не приходит,
что мы можем еще пригодиться друг другу. Одна только Аня Вербина пытаетс
перевернуть этот поставленный с ног на голову мир. Да, ведь именно об этом
она мне говорила...
Уже
в автобусе я принял решение сейчас же ехать к маме и сестре. Что значит -
ничем не могу помочь? Надо просто находиться рядом с ними и жить: есть, спать,
болеть... Как мама.

Осталось досказать вам,
мой друг, совсем немного.
В
тот вечер я связался по телефону с сестрой и сказал ей, что хочу приехать.

- Если приедешь, я сразу уйду из дома, - ответила она.

Я ничего не понял. В трубке слышались треск
и отдаленные гудки.
- Что
ты сказала?
- Ты прекрасно слышал,
не притворяйся. Я сразу уйду. Лучше не начинай.

- Да о чем ты? Я сознаю, что мало чем смогу тебе помочь.
Ко мне вернулась болезнь. То же, что было в Англии. Понимаешь? И все-таки вдвоем...
втроем нам будет легче. Сейчас лучше быть вместе.

- Послушай, я же не дурочка. Я зарабатывала эту квартиру пятнадцать лет.
Конечно, тебе хочется прибрать ее к рукам, ведь у вас там, в Москве, никаких видов,
ха-ха-ха. Рассчитываешь, что мама скоро умрет? Может, поторопить ее хочешь?
Не дам, не надейся!
Мне
второй раз за день стало по-настоящему страшно. Я вспомнил ее странное
письмо полуторамесячной давности.
-
Милая, дружочек... Ладно, не будем об этом, я пока не приеду... Как мама?
Ты уверена, что справишься одна?..
-
Уверена! Во всем уверена! Но если увижу тебя здесь, так и знай: ни минуты не
останусь! У меня есть куда уйти!..
Климат делал
свое дело, пророчества сбывались.
Глядя на
исхудавшую и задерганную жену, я обреченно думал: с ней скоро будет то
же. Она уже и теперь, придя вечером с работы в изношенных промокших туфельках, о
чем-то глубоко задумывалась, уставившись неподвижным голубеющим взором
в далекую точку за окном и подолгу не слыша обращенных к ней слов... И
я действительно не в силах помочь. Я могу лишь избавить близких от бремени
моего присутствия, от дополнительных нервных и физических трат, со мной связанных.

Так я снова собрался в середине сентября в Солигалич.

Жену перед отъездом успокаивал: надо закончить мелкие
дела по дому, прибрать все на зиму; как вернусь, буду лечиться, буду работать, дам
ей немножко отдохнуть... Денег взял у нее в обрез, только на дорогу.


В Солигаличе открылись без меня два новых ларька. В
них продавали жидкие импортные ликеры, просроченные шоколадки да гниловатый лук
с местных полей. Дом стоял на столбах, открытый снизу всем ветрам. В комнаты надувало
холоду, протопить их уже в те дни было невозможно. Крыша текла по-прежнему, а
возле моей кровати торчал шершавый столб.
Ольга Степановна готовила
на зиму запасы. Год был урожайный. Когда я к ней заглядывал, стол оказывался много
разнообразнее, чем весной и в начале лета: к традиционной картошке добавились жареные
грибы, огурчики свежего посола, пироги с капустой, с грибами, сладкие;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62