Госпиталь, куда меня направили из городской поликлиники, располагался в
пригороде Оксфорда. В регистратуре сидели на стульях вдоль стен неважно
одетые люди с землистым цветом лица, мало похожие на коренных англичан. Бормотали старики,
разговаривая сами с собой. Женщины знакомились и рассказывали друг другу о
своих болезнях. Между стульями бегали без присмотра чумазые дети. Это было
похоже на зал ожидания провинциального российского вокзала.

- Вы знаете, что наша клиника платная? - строго спросила
подсевшая ко мне сухопарая женщина в голубом халате, раскрывая на коленях папку
с бумагами. - Распишитесь вот здесь.
-
Я приехал в Оксфорд по официальному приглашению, - пролепетал я. - У мен
нет денег.
- Вы остановились в
колледже Св. Девы Марии?
-
Да.
- Хорошо. Мы пришлем счет
туда.
Я задумался. Мне дали
небольшой грант, из которого сразу вычли квартирную плату. Остальное частями
выдавалось на руки. Если в колледж придет счет, его покроют из остатков моих
денег, которые были расписаны до последнего пенса. Я скосил глаза в бумагу и
увидел сумму.
- Речь идет, насколько
понимаю, о двадцати фунтах?
-
Это только за консультацию. Процедуры оплачиваются отдельно.

Лучше бы она этого не говорила!

- Боюсь, колледж не станет оплачивать мои больничные счета,
- попытался схитрить я.
-
Тогда вам придется заплатить самому. Распишитесь.

Я не шевельнулся и впал в привычное оцепенение.

Прошло время. Наконец она спросила:

- С вами все в порядке?

- Я не буду платить, - повторил я упавшим голосом. -
И колледж тоже не будет. Тут не может быть никаких сомнений.

Сейчас она захлопнет свою папку и уйдет. Что ж,
я сделал выбор.
- Это я уже
поняла, - терпеливо сказала она. - Вам надо лишь поставить свою подпись.

- И тогда меня примет доктор?

- Конечно.
-
Но кто будет платить?!
Ее
взгляд говорил, что мне надо лечиться совсем от другой болезни.

Меня провели в кабинет с кушеткой, покрытой
узкой бумажной простыней.
-
Вы не возражаете, если здесь будет присутствовать практикант? - спросил
доктор для проформы.
Конечно,
не возражал.
Потом я боком
лежал на простыне, неудобно поджав ноги, а они что-то делали у меня сзади. Вначале
было неловко и стыдно; почему-то казалось, что свежие носки, надетые мной
перед самым выходом из дома, пахнут потом. Минуту спустя я про все забыл
и едва не кричал от боли. Short instrument... Long instrument,
- доносились слова доктора, предназначенные то ли для моего успокоения, то
ли для вразумления практиканта.
Доктор вышел,
практикант остался за моей спиной, придерживая разрывавший мне кишку short
instrument.
- Кем вы работаете? -
спросил он, желая, вероятно, смягчить тяжесть моего положения.

- Пишу... писатель, - промычал я. У меня просто не
было сил придумывать другое, а слово writer значит, как известно, все,
что угодно: от написания романов до сочинения инструкций по использованию мыла.

- Ого! Как Лев Толстой? - хихикнул догадливый юноша.

Вернулся доктор, и пытка возобновилась.

Когда меня наконец отпустили, было такое чувство,
что внутри разрушены какие-то жизненно важные органы. Больше никто мной
не интересовался. Весь в холодном поту, я шел к выходу по узкому коридору,
затем через многолюдный зал. Люди глядели на меня внимательно и расступались, дава
дорогу. Их лица расплывались и не задерживались в сознании. Мне хотелось в
туалет. С чьей-то помощью отыскав наконец уборную, я тут же убедился, что
мои старания напрасны: я ничего не мог. Это открытие повергло меня в ужас.
Пытаясь преодолеть немощь, уже одетый в пальто, я долго стоял в душной
кабинке, пока не почувствовал, что свалюсь сейчас в обмороке...

Простите мне, добрый друг, что столь длинно
и со всеми малоприятными подробностями рассказываю вам эту отнюдь не романтическую историю.

Только на крыльце, под проливным дождем,
более или менее пришел в себя.
Было уже
темно. Шквалистый холодный ветер пронизывал меня, взмокшего в туалетной кабине,
до костей. И по-прежнему мучила нестерпимая нужда.

Вы знаете дорогу через Хэдингтон-хилл? Шоссе и узкие тротуары
зажаты здесь, как в ущелье, каменными стенами, а за ними простирается пустынный старый
парк. Пока я поднимался на холм, на слабо освещенной мостовой не было ни
души. Изредка обгоняли меня автомобили да однажды проехал навстречу торопившийся куда-то
велосипедист. Еще днем, по пути в госпиталь, я приметил на вершине холма
перекинутый над дорогой каменный мост. Наверх к этому мосту вели две узкие лестницы
с поворотами: можно было подняться по одной из них и затем, перейдя через дорогу
наверху, спуститься по другой. Лестницы начинались от небольших арок в
стене, полуприкрытых железными воротцами. Туда-то я теперь и спешил. Мочевой пузырь,
казалось, вот-вот лопнет. Терпеть до дому не было сил. Но еще важнее было убедиться, что
я могу.
Перед самым
мостом я оглянулся: вдалеке за мной кто-то шел под зонтом. Я нырнул в арку и
спрятался в углу за воротцами. По дороге пронеслась машина, бросив мгновенный сноп
света прямо на меня. Вспомнились где-то слышанные раньше истории про строгих английских полисменов, которые
не допускают подобных выходок на улицах. Меня заберут в участок, оштрафуют, об
этом сообщат в колледж, дойдет и до России... Лестница просматривалась только
до первой площадки, за поворотом по ней вполне мог кто-то спускаться. Я
решил убедиться, что наверху никого нет. За это время внизу как раз должен был
пройти тот, кто шел за мной, и я смогу быть более спокойным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62