Туркан-Хатун, со своей обычной злобностью и недовольным шипением, осматривала и обследовала каждую девушку. Обнаженные, заливаясь слезами, закрывая руками лицо, они стояли перед шахиней-матерью, покорно исполняя все ее прихоти.— Тощая, как голодная курица, — презрительно ворчала шахиня, ощупывая ребра одной. — Видно, питалась только джугарой… Зубы у тебя как у совы, а ноги тонкие, как у джейрана. Ты неуклюжа, как птица пеликан, такие же толстые, как у нее, твои губы…Туркан-Хатун была недовольна всеми девятью девушками. Однако Хорезм-шах нетерпеливо требовал немедленной свадьбы. Поэтому Туркан-Хатун выбрала одну, по имени Ай-Джиджек (лунный цветок), и приказала ее одеть в самые роскошные брачные наряды. Остальным девушкам, униженным и оскорбленным пристрастным осмотром, Туркан-Хатун приказала вернуться в кочевья. Сопровождавшие караван белобородые старики говорили между собой:— Конечно, мать-царица нарочно бранит наших красавиц. Ведь она кипчакского рода, ей хочется унизить туркмен. Она выбрала Ай-Джиджек не потому ли, что эта чудесная девушка — сирота, у нее нет родных, которые могли бы приобрести влияние и значение при дворце?Уже в пути караван был возвращен по приказу Хорезм-шаха. Он пожелал, чтобы все прибывшие с караваном, в том числе и восемь звезд, подруг невесты, присутствовали на свадебном празднестве.На этом празднестве Мухаммед Алла-Эддин показал, что иногда он может поступать вопреки воле своей матери. Он проявил исключительную щедрость, наделив роскошными подарками всех туркменских гостей и опустошив этим значительно свою сокровищницу. Он был поражен, увидев туркменских красавиц, блиставших очарованием и улыбками, точно яркое созвездие Плеяд в летнюю ночь.Туркан-Хатун, заметив, что Хорезм-шах готов включить в число своих жен еще восемь туркменок, посоветовалась с кипчакскими ханами, и шаху было сообщено, что все кипчаки волнуются и готовы сделать набег на туркменские кочевья, если они заметят дальнейшее благоволение к этому беспокойному племени.Мухаммед Алла-Эддин ответил, что «для него счастье и спокойствие родины выше всего» и что он отпускает «восемь звезд» обратно в свои кочевья к родителям.Царица Туркан-Хатун, отдувая важно губы, шептала своим приближенным:— Я все предусмотрела, все подготовила… Я выбрала самую смуглую, темную, как жук, самую тощую, самую слабую. Я уверена, что она скоро подохнет.Однако эта маленькая, худенькая туркменка с черными спокойными глазами не оправдала надежд самоуверенной кипчакской ханши. Ай-Джиджек была гибкая, стремительная и выносливая, как пантера, и легкая, как степная дикая коза.После торжественной свадьбы, которая, однако, по настоянию шахини-матери прошла более скромно в сравнении со всеми предыдущими свадьбами Хорезм-шаха, она поселилась в отведенной ей особой пристройке к дворцу, окруженной высокой стеной. Там были садик из молодых персиковых деревьев и кустов роз, бассейн с пестрыми рыбками и высокий старый карагач, на который Ай-Джиджек взобралась в первый же день, чтобы с его верхушки увидеть родные песчаные степи.Мухаммед Алла-Эддин посвятил новой жене только первый десяток дней, а потом вспоминал о ней изредка, предоставив избраннице полную свободу в пределах ее маленького мирка.Ее навещали приезжавшие из степей туркменки и влиятельные старики. Они привозили подарки — белых ягнят, живых куропаток, сушеный творог, и крупный розовый виноград, выросший в предгорьях Копетдага, и маленькие шелковые ковры, на которых просили ее молиться о счастье туркменского народа.В урочное время Ай-Джиджек подарила Хорезм-шаху смуглого, как абрикос, очень крикливого мальчика, над которым шейх-уль-ислам произносил торжественные молитвы, а подосланные шахиней Туркан-Хатун колдуны завывали заклинания. Приезжавшие из степей туркменские певцы возле люльки с мальчиком распевали родные былины о подвигах своих героев, желая, чтобы новорожденный царевич тоже стал степным героем — батыром.Занятый походами и государственными делами, Хорезм-шах надолго забыл о своем маленьком сыне. Он был очень удивлен поэтому, когда спустя семь лет Ай-Джиджек попросила его посмотреть на ее мальчика, названного Джелаль-эд-Дином.Хорезм-шах прислал за ним несколько всадников и в подарок — коня, прекрасно убранного золотой сбруей. Джигиты вернулись, сказав, что мальчик отказывается сесть на этого коня.— Почему? — воскликнул разгневанный Хорезм-шах. — Неужели, воспитанный женщинами, мой сын стал сам подобен изнеженной, робкой девушке? Я ему нарочно послал спокойного белого коня, на котором детям ездить безопасно.Джигиты ответили:— Твой сын растет батыром. Он сказал, что на присланном твоим величеством коне может безопасно ездить царица Туркан-Хатун или старенький шейх-уль-ислам. А для того чтобы явиться перед великим шахом Хорезма, у него есть собственный конь, приведенный ему как дар туркменского народа. На этом коне он и приедет.Хорезм-шах был удивлен и заинтересован. Он приказал сыну немедленно явиться и ожидал его в загородном саду Тиллялы.Маленький Джелаль-эд-Дин прискакал на необычайной красоты рыжем, поджаром туркменском жеребце с огненными глазами. На гибкой шее гривы не было, а от ушей до холки тянулась голая полоса — признак древней редкой породы. Мальчик легко соскочил на землю, бросив поводья джигитам, примчавшимся за ним на взмыленных конях. Держа в руках убитого зайца, он подошел к покрытому коврами возвышению под старым карагачем, где сидел Хорезм-шах. Джелаль-эд-Дин опустился на колени, положил зайца и поцеловал землю между руками.Мухаммед Алла-Эддин был взволнован, подозвал к себе сына, обнял его, поцеловал в лоб и посадил рядом с собою.
1 2 3 4 5 6 7