.. Через меня пронеслись охотники и джигиты... на моей спине собаки
дрались с волком... Ты много раз спасал меня от голода, Назар-Кяризек...
Спаси еще раз, не покидай меня здесь!..
Назар распутал веревки и свернул их:
- На этих петлях мои сыновья повесят разбойников, которые обидели моего
почтенного соседа.
Старик помог израненному дервишу взобраться на кобылу и медленно повел ее
под уздцы. Хаджи Рахим охал и жаловался:
- Иволга гонится за осой и не замечает, что охотник уже натянул лук и
готов догнать ее острой стрелой... В это же время тигр готовится к прыжку,
чтобы растерзать охотника! Кто знает наше будущее: кто раньше погибнет-тигр
или охотник, иволга или оса?.. Я уже совсем погибал от рук страшных
монголов, и кто же меня выручил-старый злобный волк и разъяренные собаки...
У подножия холма, около прозрачного ключа, стояли два камышовых шалаша. В
них жили пастухи, сыновья старою Назара-Кяризека. Старик подошел к шалашам.
Хаджи Рахим, охая, слез с кобылы и остановился, пораженный: перед ним стоял
его ночной гость.
- Кто смел тебя обидеть?-спросил молодой монгол, нахмурив брови.- Синий
чапан в грязи и разорван... Что произошло с тобой?
Хаджи Рахим рассказал, как на него напали монгольские воины. Юноша на
мгновение закрыл рукой глаза. Вцепившись и рукав Хаджи Рахима, он
прошептал:
- Это они! Неведомые злодеи неотступно преследуют меня! Хаджи Рахим!
Ночью ты помог мне бежать, теперь ты сам чуть не погиб из-за меня! Они
узнали на тебе мой синий чапан!..
К Хаджи Рахиму подбежал Арапша.
- Прости, мой почтенный учитель! Я виноват: зачем я, твой мюрид, оставил
тебя одного!
- Ты знаешь его? - указал на Арапшу монгол.- Скажи, Хаджи Рахим, могу ли
я довериться этому джигиту?
- Арапша храбр, как горный барс, и непреклонен и тверд, как алмаз! Его
язык не знает лжи, рука не изменяет другу...
- Я рад тому, что ты сказал. Я возвеличу его!
С почтением согнувшись, приблизился старший из табунщиков:
- Послушай, хан! Хотя ты без юрты и без коня, но если в твоем кошельке
звенит золото, мы поймаем тебе сейчас отличного коня.
- Арапша! - сказал монгол. - Выбери себе лучшего.
Арапша окинул взглядом табун и указал на молодого гнедого коня. Он был
несколько выше других и гораздо беспокойней. В то время как остальные кони
мирно пощипывали траву, гнедой жеребец, подняв голову, озирался и отбегал в
сторону для драки к другим жеребцам.
- Ойе! Не легко будет поймать его! - сказали табунщики.- Это огонь, а не
жеребец! Это зверь, зоркий и пугливый... Его плетью не ударишь, он сам
бросится на человека!
Вмешался старый Назар-Кяризек:
- Мусук поймает коня, а мой младший сын Турган усмирит его. Это ему не
впервые!
Турган, взобравшись на рыжую кобылу, жадно слушал. Он ликовал. Глаза его
сверкали от гордости: ему доверяют такое опасное и лихое дело - усмирить
дикого коня!
Глава четырнадцатая
УКРОЩЕНИЕ ДИКОГО КОНЯ
Мусук, прозванный так за ловкость, туже затянул кушаком свой тонкий стан,
вскочил на поджарого горбоносого коня и с длинным тонким укрюком в руке
поскакал в сторону гнедого жеребца.
Сперва Мусук сделал широкий круг, стараясь обойти копя. Гнедой жеребец
еще не догадывался, что ему угрожает опасность, и заигрывал с соседними
жеребятами.
Вдруг что-то его обеспокоило: он заметил приближавшегося табунщика.
Матки, оберегая жеребят, спокойно отходили в сторону, открывая всаднику
дорогу. Жеребята, следя за движениями маток, отбегали за ними.
Гнедой насторожился. Он почуял приближение врага и бросился со всех ног в
сторону, стараясь затеряться среди других коней.
Мусук ни на мгновение не упускал его из виду. Он кидался в середину
разбегавшихся коней и мчался за удалявшимся гнедым. Всадник был не раз
совсем близко и готовился накинуть петлю, но разгневанный конь, взмахнув
хвостом и потрясая головой с поднявшейся, ощетинившейся гривой, круто
бросался в сторону и исчезал между другими встревоженными косяками.
Мусук разгорался, не помнил и не видел ничего, кроме ускользавшего
непокорного зверя. Он должен был поймать его во что бы то ни стало и не
выпустить из рук, что тоже было трудным делом. Уже несколько раз гнедой
конь ускользал от табунщика, брыкал ногами и бросался грудью на сбившихся в
кучу коней, которые, подняв голову и заострив уши, с беспокойством следили
за горячей погоней.
Поджарый горбоносый степняк, на котором, пригнувшись к шее, мчался Мусук,
как будто понимал тайные желания всадника. Не Мусук управлял конем, а
скакун, в одном порыве с охотником, несся за ускользавшим диким жеребцом,
выискивая его среди сотен других коней.
Наконец молодой джигит настиг свою жертву, накинул аркан, отбросил в
сторону укрюк и, прихватив конец аркана коленом, правой рукой сдержал
дикого, прекрасного в своей ярости коня.
Когда петля захлестнула шею свободного скакуна, следившие за охотой
табунщики подняли дикий вой. Кони тысячного табуна окаменели, пораженные
победой человека. Они стояли как вкопанные, заострив уши, устремив взоры на
ловкого всадника и на разъяренного жеребца с вздыбившейся черной гривой,
захваченного натянувшимся, как струна, черным волосяным арканом.
Дикарь, изумленный никогда не испытанным ощущением острой боли в шее,
стоял неподвижно только первое мгновение. Потом, расставив ноги и загибая
голову книзу, он стал пытаться порвать аркан.
Внезапно поднявшись на дыбы, он сделал отчаянный прыжок в сторону,
стараясь вырвать аркан из железной руки табунщика, но петля еще сильнее
стала душить шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21