– Есть.
Приказ мне польстил, особенно с учетом того, каким тоном Дан его отдал. Спокойненько так приказал, словно у него никаких сомнений не было в том, что я, в одиночку и совершенно без оружия, смогу захватить полицейский гравилет. Не считать же довоенный пистолет сколько-нибудь серьезным оружием против экзоскелетов!
Группа захвата медлить не стала – едва полицейские штурмовики выстроились в колонну по два, сержанты погнали их на лестницу. Работа у них пошла вполне профессионально – четверо стрелков с тяжелыми плазмоганами заняли оборонительную позицию по сторонам люка, остальные по одному протискивались в люк и скрывались в полумраке лестничного пространства. Меня никто не видел, естественно, хотя я стоял всего в нескольких метрах от ближайшего антиграва.
Пока никто не нарвался на растяжку, мне надо было оценить оставшиеся силы противника. Пилоты сидели в кабинах, держа турбины включенными на малом ходу, а из портов в бортах таращились турельные лазерганы, управляемые скрывшимися в кормовой части стрелками.
Не будь у меня в плащ вшит генератор невидимости, мне, без оружия, пришлось бы хорошенько попотеть, выполняя приказ Дана. А так за пару секунд я просчитал несколько возможных исходов атаки. И выбрал тот, который устраивал меня по всем пунктам.
На лестнице рванула граната. Не успевшие сунуться в люк штурмовики дрогнули, но тут же взревели голоса сержантов:
– Вперед! Живо!
Наступил самый подходящий момент для нападения, поскольку штурмовики уверились, что противник внизу и переключили все внимание на прорыв по лестнице.
Я подскочил к пилотской кабине, рывком сдвинул дверцу и так приложил кулаком пилота по шлему, что он шарахнулся о противоположную стенку и безвольно повис на ремнях. Конечно, не видя меня и мало что слыша за воем турбин и выкриками сержантов, никто ничего не понял. Даже стрелок в кормовом отсеке, склонившийся над пультом контроля огня.
Я взгромоздился на колени пилота, поскольку кабина была тесноватой для двоих тел, и доложил в эфир:
– Есть захват!
Одновременно с этим я резко оторвал гравилет от крыши и, дав полный реверс турбинам, задом нырнул вниз. Это произошло так быстро, что никто не смог адекватно отреагировать. Хотя оно и понятно – для того, чтобы открыть огонь по своей машине, нужен недвусмысленный приказ. А кто его может отдать? Кто уверен, что пилот, к примеру, не получил приказ с базы на взлет? Любой сержант, прежде чем атаковать собственную машину, попробует узнать о причинах произошедшего у самого пилота. Тем более никто не видел атаки и понятия не имел, что она уже не только началась, но и фактически закончилась.
Я сорвал с головы пилота шлем и надел на себя. В наушниках кто-то встревоженно кричал:
– Альфа-семь! Альфа-семь! Ответьте девятому! Что случилось?
– Приказ Базы! – ответил я, ничуть не смутившись.
– Витька, сдурел? – это уже стрелок по внутренней связи.
Стрелок меня не беспокоил – пока он доберется до кабины и сообразит в чем дело, все уже будет кончено. Да и не сообразит. Он ведь увидит друга-Витька откинувшимся в бессознательном состоянии, а ручки управления будут двигаться сами по себе. Это его должно озадачить как следует.
Единственную опасность для меня представлял патрульный турбо-грав, висящий на уровне этажа и державший Жесткого под прицелом. Поэтому я сразу задал своей машине такую траекторию, чтобы оказаться точно над ним, в мертвой зоне всех орудийных расчетов. Сгруппировавшись, я не стал притормаживать падение, а со всего разгона ударил противника шасси по крыше. Шасси – самый устойчивый к механическим усилиям узел гравилета, потому что он несет основные посадочные нагрузки. Да и броня снизу самая мощная, чтобы выдерживать огонь наземных средств. А крыша, наоборот, самое уязвимое место, поскольку сверху редко кто стреляет. Вот конструкторы и стараются за счет верхней части сэкономить на общей массе летательных аппаратов.
Зная об этом дисбалансе в бронезащите, я его использовал самым эффективным образом – крыша патрульного антиграва промялась, разрывая проходящие под обшивкой коммуникации охлаждения и смазки турбин. От удара машина противника устремилась вниз, а я занял ее место у окна, продолжая находиться в мертвой зоне вражеских пушек. Однако долго так продолжаться не могло – хоть турбины противника и выйдут из строя в течение ближайших секунд, но опытный пилот сможет маневрировать на одних лишь антигравитационных приводах. Например, он может заложить мощный тангаж на корму, поднять кверху носовые орудия и взять меня в нешуточный оборот. У меня было не больше трех секунд на развитие ситуации – дольше экипаж полицейского турбо-грава не будет находиться в шоке от полученного удара. Очухаются и начнут действовать.
Дожидаться этого радостного момента я не стал, а рванул машину вперед, дал небольшой тангаж на корму и протаранил днищем многослойный акрил окна. Шасси уже было в никудышном состоянии, так что машина сильно накренилась, когда я усадил ее на стол в гостиной. Стол, естественно, под ней провалился, что еще усилило крен.
– Привет! – сказал я ребятам, высунувшись из кабины и выключив невидимость. – Жесткий, быстро дай мне две гранаты и поменяйся местами со стрелком! Дан, вытащи пилота.
Сам я выскочил из кабины, перехватил у Чеботарева гранаты и метнулся к окну. Надо было спешить – не ровен час, штурмовики дверь вынесут.
Сорвав чеку с гранаты, я продержал ее в руке две секунды, ожидая, когда замедлитель отработает наполовину, и швырнул ее в пролом окна. Она рванула двумя этажами ниже, по моим расчетам прямо над патрульным гравилетом противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111