Комната была невелика, но обстановка ее дышала изысканной элегантностью. В мраморном камине тлели угли, напротив располагались две персидские банкетки, поставленные углом. В дальнем конце комнаты над письменным столом висела еще одна картина Веласкеса. Телескоп, астролябия, книги в сафьяновых переплетах говорили о склонности их владельца к научным занятиям. Шелковые гардины, скрывали альков с по-монашески узкой постелью.
Сен-Жермен указал на одну из банкеток.
– Прошу вас, садитесь, – мягко сказал он и отошел к письменному столу. – Мне необходимо с вами кое-что обсудить.
Девушка была откровенно шокирована таким вероломством. А она-то считала, что граф – единственный человек, которому можно безоговорочно доверять.
– Где мы? – спросила она, стараясь держаться спокойно.
– В одном из моих кабинетов, – ответил Сен-Жермен, отъединяя телескоп от штатива. На девушку он не глядел.
– А моя тетушка…
– В обеденном зале, как я вам и говорил. Мы к ней присоединимся позднее.
– А если я захочу видеть ее прямо сейчас? – ледяным тоном спросила Мадлен.
– В таком случае я вас, разумеется, к ней провожу.
Сен-Жермен взял телескоп в руки и любовно провел пальцами по его гладкой поверхности.
– Вот поистине изумительный инструмент. Однако Галилея некогда заставляли отрицать очевидное. Жаль.
Мадлен покосилась на дверь. Она была не закрыта. В замке – ключ, ручка опушена вниз. Девушка почувствовала, что тревога ее заменяется любопытством. Она села и грациозным движением поправила платье. Если их тут застанут, избежать скандала будет нельзя. Репутация ее определенно находилась в опасности. Однако какое-то чувство подсказывало Мадлен, что все обойдется. «Господин, рассуждающий о Галилее, не особенно похож на одержимого страстью маньяка», – подумала она.
– И вы правы, – произнес Сен-Жермен, кладя телескоп на стол. – Я привел вас сюда не затем, чтобы на вас посягать. Речь пойдет о том, как оберечь вас от посягательств.
Мадлен чуть подалась вперед.
– Я вас слушаю, граф.
Она мысленно улыбнулась, заметив выражение одобрения, промелькнувшее на лице Сен-Жермена.
Несколько мгновений длилось молчание. Затем граф наклонился над столом, глубоко засунул руки в карманы и негромко спросил:
– Что вы знаете о сатанинской силе?
– Сатана – враг Божий и человеческий, падший ангел, посягнувший на небесный престол, – ответила, не задумываясь, Мадлен. Потом добавила, помолчав: – Ему позволено творить зло, искушать людей и вовлекать их во грех…
Сен-Жермен устало покачал головой.
– Так вас учили монахи. Но что вы знаете о силе, питающей зло?
– Я же сказала… – смешалась Мадлен.
– Тогда вам надо учиться заново, – вздохнув, проговорил граф. Он откинул голову, потом снова наклонил ее – как человек, не знающий, с чего начать.
– Есть единая сила, в которой и зло, и добро. Она подобна рекам, которые поят нас, но могут и уничтожить. Радуемся мы орошающим нивы дождям или гибнем в бурных волнах, вода не меняется, она одинакова в своей сути. То же можно сказать и о силе. Когда она нас возносит, открывает глаза, облагораживает и вдохновляет на стремление к совершенству, мы называем ее божественной. Но если силу используют, чтобы сеять боль, умножать страдания и разрушать, она становится сатанинской. Все это одна сила. Мы сами творим и Бога, и сатану.
– Но это же ересь, – спокойно, без осуждения произнесла Мадлен.
– Это истина.
Сен-Жермен смотрел в глаза девушки и видел, как здравый смысл борется в ней с затверженными постулатами. В одном он был совершенно уверен: она выслушает его.
– Поверьте мне хотя бы ради себя самой. Есть люди, взывающие к темной стороне силы, и они приносят в мир много горя.
– Что ж, им суждено провести вечность в аду, – быстро произнесла Мадлен и с довольным видом переменила позу.
– Что вы можете знать о вечности? – вскинулся вдруг граф, но глаза его были печальны, и резкость не оскорбила.
– В Париже есть люди, – продолжил он другим тоном, – которые собираются пробудить темную сторону силы. Они готовятся провести два действа – одно в канун Дня всех святых, другое – в день зимнего солнцестояния. И в том и в другом случае они намерены пролить кровь и уже наметили первую жертву. Но со второй жертвой у них еще не все решено. Закон, которому они подчиняются, требует, чтобы это была невинная девушка. Им нужна девственница, Мадлен, – ее плоть, ее кровь, – и теперь они ее ищут.
«Вот ведь глупости», – подумалось вдруг Мадлен, хотя сердце ее стукнуло с перебоем.
– Ваша тетушка говорила мне, что в чем-то подобном был замешан когда-то и ваш отец. Он входил в окружение некоего Сен-Себастьяна. Сен-Себастьян вернулся, он здесь. Он опять собирает свой тайный кружок. Ему помогают Боврэ и другие. Одно жертвоприношение, жуткое, но без большого пролития крови – менее, по их меркам, значительное, они уже совершили и стали сильнее. Мне бы не хотелось пугать вас, Мадлен, но вы ни в коем случае не должны приближаться к приспешникам Сен-Себастьяна. Между прочим, в число их входит и Шатороз.
– Шатороз? – вздернула подбородок Мадлен. – Он всего лишь глуповатый напыщенный щеголь.
– В вас говорит голос вашего разума, но не души. Слушайте голос души – он важнее.
Мадлен смущенно и вопросительно взглянула на графа.
– Ваша душа подобна клинку – отточенному, сияющему, рассекающему покровы лжи и отверзающему дорогу к правде. Никогда не поддавайтесь сомнению, когда слышите этот голос, Мадлен!
– Я слышу его и сейчас, – прошептала Мадлен, но граф лишь пожал плечами.
– Скажите, – произнес он, отвернувшись к камину, – что вы чувствовали, когда говорили с этим хлыщом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95