Обнаружили какие-нибудь отпечатки пальцев?– И очень много. На всех веслах. Но они какие-то смазанные, лейтенант.– Какая жалость.– Несколько окурков, – протянул Аткинс с неуловимой надеждой в голосе. А это уже кое-что да значило. По ним можно было определить состав крови. – Да еще пара волосков на трупе.– Вот это уже теплее. Гораздо теплее. – Подобная находка действительно могла облегчить поиски.– Да, вот еще, – добавил Аткинс, протянув Киндерману целлофановый пакетик.Следователь осторожно взял его в руки и, поднеся поближе к глазам, нахмурился. Внутри пакета находилась розоватая пластмассовая безделушка.– Что это?– Заколка для волос. Женщины такие носят. Киндерман прищурился, пристально разглядывая заколку.– На ней что-то написано.– Да, «Большие Виргинские водопады».Опустив пакет, Киндерман взглянул на Аткинса.– Такие штуковины продаются в сувенирных ларьках рядом с водопадом, – сообщил он. – У моей Джулии была такая же. Но это было давно. Я сам ее покупал дочке. Вернее, даже не одну, а пару. У нее их было две. – Следователь вручил пакет Аткинсу и глубоко вздохнул. – Это детская заколка.Аткинс пожал плечами. Бросив взгляд на сторожку, он сунул пакетик в карман.– Эта женщина все еще там, лейтенант.– Сделай одолжение, скинь, пожалуйста, эту козырную фуражку. Мы же не собираемся снимать фильм о морском флоте, Аткинс. Война давно закончилась, хватит бомбить Хайфон.Аткинс послушно стянул с головы фуражку и, засунув ее в другой карман бушлата, поежился от холода.– А теперь надень ее, – тихо приказал Киндерман.– Да нет, все нормально.– Ошибаешься. Твой «ежик» еще козырнее. Надевай.Аткинс колебался, а Киндерман продолжал настаивать:– Давай-давай, надевай. Холодно ведь.Аткинс снова натянул фуражку. _ Женщина еще там, – повторил он.– Кто – там?– Ну, та самая старушка.Труп обнаружил на пристани воскресным утром 13 марта Джозеф Манникс, владелец лодочной станции. Он спозаранку приехал в тот день на работу: надо было приготовить закуски, снасти и различное снаряжение, а также и сами лодки для туристов: обычные двухвесельные, каяки и каноэ. Заявление Манникса отличалось краткостью. Вот оно:Меня зовут Джо Манникс и что дальше? (В этом месте его перебил полицейский.) Да. Да, я вас понял, я все понимаю. Меня зовут Джозеф Фрэнсис Манникс, я проживаю по адресу: 3618 Проспект-стрит, Джорджтаун, Вашингтон, округ Колумбия. Я владею лодочной станцией на Потомаке, и сам здесь управляюсь со всем хозяйством. Я приехал сюда утром, около половины шестого. Обычно я так и приезжаю на станцию. Надо приготовить закуску и сварить кофе. Посетители являются не раньше шести, иногда им приходится даже чуточку подождать меня. Сегодня, правда, никого не было в это время. Я поднял газету, которую мне обычно оставляют на пороге, и – о Боже мой! Боже!(Небольшое замешательство, свидетель пытается успокоиться.)Я открыл дверь, вошел внутрь и поставил кофе. Потом отправился на пристань, чтобы пересчитать лодки. Иногда их отвязывают. А бывает, пускают в ход и кусачки, тогда хана цепям. Поэтому я их всегда пересчитываю. Сегодня все лодки оказались целехоньки. Когда я поворачиваюсь, чтобы вернуться в домик, и вдруг вижу тележку этого мальчугана и пачку газет, а потом вижу... я вижу...(Свидетель жестом указывает на тело жертвы; он не в состоянии продолжать рассказ. Полицейский вынужден отложить дальнейший допрос.)Жертвой оказался Томас Джошуа Кинтри, двенадцатилетний темнокожий, сын Лойс Аннабель Кинтри, тридцативосьмилетней вдовы, преподавательницы иностранных языков в Джорджтаунском университете. Томас Кинтри развозил номера газет «Вашингтон Пост». Предполагалось, что газету он должен был доставить на пристань примерно в пять часов утра. Манникс позвонил в полицейский участок в 5 часов 38 минут. Труп был опознан сразу же, поскольку на зеленой клетчатой ветровке, принадлежавшей жертве, обнаружили нашивку с его именем, адресом и телефоном: Томас Кинтри был немым от рождения. А на этом участке он работал всего тринадцать дней, поэтому-то Манникс его и не узнал. Зато Киндерман с ходу опознал жертву. Этого мальчугана он встречал в полиции.– Старушка... – печальным эхом отозвался Киндерман. Затем его брови изумленно поползли вверх, и он снова уставился на реку.– Она в сторожке на пристани, лейтенант. Киндерман обернулся и в упор глянул на Аткинса.– Ей там тепло? – забеспокоился он. – Вы уж пошустрите там, чтобы она не замерзла.– Мы ее закутали в одеяло и, кроме того, раскочегарили камин.– Ее надо покормить. Дайте ей супчику, горячего супчику.– Она уже попила бульон.– Бульон тоже хорошо, лишь бы он был горячим. Ее заметили ярдах в пятидесяти от сторожки. Она стояла на берегу пересохшего канала «Си-энд-Оу». Канал этот нынче не судоходен, а случались времена, когда по нему плавали баржи, запряженные лошадьми, и перевозили пассажиров на расстояние в пятьдесят миль. Сейчас же его использовали под свои ежедневные моционы местные жители – любители утренних пробежек трусцой. Старушке на вид было лет семьдесят, а то и больше. Ее подобрала поисковая бригада. Старая женщина дрожала как осиновый лист; нелепо подбоченившись, она испуганно озиралась по сторонам, чуть не плача, словно потерялась и не знала, куда теперь идти. Она не отвечала на вопросы. Очевидно, старушка была либо чем-то потрясена, либо находилась просто в старческом маразме. Никто так и не смог выдвинуть мало-мальски толковое предположение, что могла здесь делать старая женщина в столь ранний час. Ни одного жилого дома поблизости. Старушка была одета в хлопчатобумажную пижаму, голубой шерстяной халат с поясом, на котором кто-то вышил цветочки, и бледно-розовые домашние тапочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87