Сашка восхитился:
– Ну, Серый, молодец! Хоть и не майор, как наш Симагин, но все же… Надо отметить! – Он шагнул к столу и вытащил невесть откуда ополовиненную бутылку и стакан. Какой он шустрый, если дело касается горячительного!
– Вечером отметим, – сурово произнес я, включая компьютер. – Придете вы с Симагиным ко мне, и отметим. Ноумеренно, как люди культурные! А сейчас замечу, мой бледнолицый брат, что ты слишком много пьешь при закрытых дверях. Мама мне говорила, что пристрастие к алкоголю ведет к импотенции.
Пропустив последнее замечание мимо ушей, Сашка приласкав бутылку нежным взглядом.
– Разве я пью, Серый? Я выпиваю! Изредка! По поводу и случаю… Вот кто действительно пьет, так это археологи.
– Работа у них такая, – заметил я, отсоединив от сашкиного пентюха модем[7].
– Археологи – мотыга и плуг вашей науки. Всякий историк пашет на археологе… Так что им полагается. За вредность.
Разглядев мои манипуляции с модемом, Бянус встрепенулся, забыв про свою бутылку.
– Ты что делаешь, начальник? Совсем обездолить хочешь? Я ведь ни одной новой статьи не получу!
– Не получишь, – согласился я. – Но вспомни, друг мой: little pitchers have long ears[8]. Я не хочу, чтобы мою программу украли с твоего компьютера. Убери модем подальше и не пытайся выйти в Сеть. Если подключишься, узнаю!
– А как? – спросил он с любопытством неофита.
– Узнаю. Есть способы… Кстати, ты слышал, что похоронные венки налогом не облагаются?
Бянус чиркнул ребром ладони поперек горла.
– Клянусь! Чтоб мне увидеть тепловую смерть Вселенной! Я уже забыл про всякие сети и неводы! Ты только скажи – это надолго?
– На все время, пока работаешь с Джеком, – буркнул я, вкладывая диск с программой в приемную щель. На сашкином компьютере (весьма убогом, даже учитывая состояние университетских финансов) не было обоймы с автоматической подачей дисков, и эту операцию приходилось выполнять вручную. Впрочем, у историков работа сидячая, так что им полезно слегка размяться.
– На все время? – протянул Бянус с ошеломленным видом. – Да я ведь могу возиться с расшифровкой целый год! А как же контакты с научной общественностью?
– Контактируй через коллегу. – Я покосился на стол Сурабова, где матово поблескивал точно такой же компьютер, как у Сашки. – Он ведь не откажет?
– Не откажет, – со вздохом согласился Бянус.
Я переписал инструкцию, инициировал Джека и принялся объяснять, как должны быть подготовлены исходные данные, что означает каждая позиция меню и какие промежуточные сообщения могут появляться в окнах[9]. Все это содержалось в инструкции, но Бянус, в силу своего гуманитарного образования, разбирался в таких вещах, как мусульманин в ветчине, иными словами – на уровне «чайника». Так что мои комментарии были отнюдь не лишними.
Он уважительно внимал мне и что-то бормотал под нос. Не прерывая лекции, я прислушался.
– …высочайшее достижение нейтронной мегалоплазмы… Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина, и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих возникает синекдоха отвечания…
Бянус цитировал «Сказку о Тройке» братьев Стругацких, и это сразу напомнило мне детство. Наша шайка-лейка-я имею в виду Сашку, Алика и себя самого – открыла Стругацких в пятом классе и до шестого проглотила все – от рассказов до «Града обреченного», благо в отцовой библиотеке каждый роман и каждый рассказ имелись как минимум в двух экземплярах. Дальнейшие наши школьные годы прошли под знаком Стругацких, да и университетские тоже, когда я учился на физфаке, Алик – на юридическом, а Бянус грыз исторический гранит. Где-то на первом курсе мы вдруг сообразили, что можем поддерживать связную и даже остроумную беседу, оперируя цитатами из «Понедельника», «Тройки» и «Гадких лебедей» – с некоторыми добавками из обожаемого Высоцкого.
Эта полудетская привычка не сохранилась у нас с Симагиным (Алик теперь чаще «ботает по фене»), но Сашка, самый начитанный и памятливый из нашей троицы, ее не отринул. До сих пор он мог цитировать Стругацких страницами и в незнакомой компании представлялся так: Рем Квадрига, доктор «гонорис кауза». На девушек-интеллек-туалочек это производило впечатление; они принимали Сашку то ли за светило юридической науки, то ли за модного гинеколога, специалиста по гонорее.
Итак, он бормотал себе под нос, а я, закончив объяснения, взглянул на свой стодолларовый ханд-таймер[10].
В овальном продолговатом оконце горели цифры «14:33», ежеминутно сменявшиеся расписанием павловских электричек. На ту, что отправлялась из Купчино в пятнадцать пятьдесят, я еще успевал.
Мы порешили, что Бянус созвонится с Аликом, а я буду ждать их к восьми, с закуской плюс средства доставки «пузырь-поддувало». Затем я поспешно сжевал бутерброд, отверг поползновения Сашки насчет горячительного и покинул его обитель. У лекционной аудитории мне довелось столкнуться с Сурабовым Мусой Сулеймановичем и раскланяться с ним. Сурабов был достоин уважения как человек интеллигентный, немолодой и в силу этого мудрый и терпеливый; впрочем, другой не ужился бы с Сашкой в одном кабинете.
* * *
В Павловск я добрался вовремя, в пятом часу. Сумерки над парком и привокзальной площадью уже сгущались, и плавное кружение снежинок, поблескивающих серебром в свете редких фонарей, напомнило мне сцену из классического балета – то ли крохотные лебеди, то ли эльфы в белых камзольчиках плясали в холодном обсидиановом воздухе, на фоне темнеющего неба и елей с разлапистыми ветвями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19