Пришло время Комитету и его политическим офицерам вспомнить, что новая поросль всем обязана новому режиму. Кроме того, профессионалы и призывники, из которые состояли рядовые члены старорежимного флота, разбавлялись волнами революционных добровольцев, выливавшихся из ускоренных учебных курсов.
— Нам нужно изменить… — начал было он, и уставился в изумлении, когда дверь распахнулась настежь.
— Сэр! — сообщил офицер сил безопасности Комитета. — Сэр, чрезвычайная ситуация.
Гражданка адмирал Эстер МакКвин не питала большой любви к Комитету Общественного Спасения. Нельзя сказать, что от него не было никакой пользы: он убрал с ее пути Законодателей, а не имея патрона она не продвинулась бы далеко во флоте Народной Республики при старом режиме . Уничтожение всех правящих семейств Законодателей и расстрел всех остальных, кто не достаточно убедительно изображал преданность новому режиму или проиграл бой манти, обеспечило очень быстрое продвижение уцелевших.
Проблема в том, что, насколько она могла судить, почти весь Комитет не только ни на йоту не разбирался в военных делах — что уже опасно — но и совершенно не желал признаться в своем невежестве даже самим себе. А это уже могло быть смерти подобно. Не говоря уже об их привычке расстреливать всех, кто проиграл, всех родственников и всех друзей проигравших, а также родственников друзей проигравших. Такие порядки вызывали тревогу и тем более не способствовали смелому, дерзкому командному стилю. Очевидно, Комитет полагал, что можно победить не рискуя.
Она посмотрела на своего гражданина Комиссара — иначе говоря, политического надзирателя — Эразмуса Фонтейна, сидевшего напротив. Он сам терпеливо ждал, из окна во всю стену любуясь видом столицы Народной Республики со сто пятого этажа. Новый Париж до сих пор отличался какой-то обшарпанной красотой, даже после целых поколений упадка от абсурдной экономической политики Законодателей и под бременем долгой войны с Мантикорой. С такой высоты видно было лишь великолепие башен. Но не пустые окна и разбитые фонари, сгустки ярости и подозрения, ужас массовых арестов и ледяной страх ночных исчезновений. Или еще худший кошмар Народных судов и расправы черни, которая по жестокости превзошла даже прежние банды. Хуже всего были те, кто вернулись из «Исправительных центров». Очень тихие люди, которые мало говорили и работали как машины. Обычно у них не было зубов.
«Что ж, я более-менее уверена, что по хотя бы расстреливать меня не станут.» По крайней мере, ее вовремя вытащили из того разгрома на фронте. Хотя ни в чем нельзя быть уверенным… остается узнать, зачем ее запихнули в эту труднодоступную башню, кишевшую бюрократами. Это превратило ее в невидимку; если Хевен и был чем-то хорошо снабжен, так это башнями с роем крючкотворов. «Наши датчики отнюдь не так хороши, у манти превосходящие компенсаторы инерции, но по производству бюрократов мы впереди всей галактики. Ха, бред, абсурд».
Фонтейн отпускал загадочные намеки и недомолвки про «важное собеседование», возможно, с самим председателем. Пора бы уже перейти к делу. Она открыла рот, чтобы заговорить. Но не успела произнести и слова: в этот миг громадное здание, в котором они находились, содрогнулось до основания.
Фонтейн огляделся; у него была внешность тихони, и большую часть времени он казался круглым дураком, но при этом занимающим положение, которое делало его опасным. Сейчас же на его лице явственно проступал шок, а ум в его глазах поразил ее.
— Что это? — спросила она. — Землетрясение?
Здание снова тряхнуло, на этот раз сильнее. МакКвин втиснулась рядом с комиссаром, чтобы самой выглянуть наружу. Яркая актиничная вспышка заставила ее непроизвольно отпрянуть и закрыть лицо рукой, а затем вытереть слезы боли, когда остаточные изображения заплясали по сетчатке. Ветерану космических боев не нужно было сообщать, что сверкнуло в ночном небе. «Ядерная бомба, — подумала она. — И довольно большая». Разрыв боеголовки, а не той разновидности, что накачивала рентгеновские лазеры в бою между кораблями.
Эта мысль появилась из ненормально логичной, бесстрастной части ее разума. Остальное было бессвязно. Не мог же сам Хевен подвергнуться нападению…
— Манти, — сказала она. — Они могли решиться на прорыв… бросить на нас все…
Их взгляды встретились в обоюдном ужасе и смятении. Согласно штабным разработкам Народного флота, это был бы слишком большой риск для любого военачальника в здравом уме. Но граф Белой Гавани, командующий Королевским Флотом Мантикоры, достаточно часто шел на риск в последнее время.
Толкаясь плечами, они устремились к терминалу связи в приемной. МакКвин безжалостно оттолкнула старшего хевенита, и ее пальцы заплясали по клавиатуре. Она не стала заниматься общественными каналами новостей: они ничего не знают, да если бы и знали, им бы все равно не позволили ничего сказать. Было довольно сюрреалистично смотреть отрывки новостей о сельском хозяйстве, триумфах Новой Республики и счастливых долистах на ускоренных курсах обучения — хотя бы это более-менее правдиво: им наконец удалось заставить значительное число пролетарских бездельников добровольно заняться чем-то полезным, а именно, работать на войну. За окном снова вспыхнуло, и в репортажах появились помехи. Электромагнитные импульсы мешали трансляции. Их явно немало, если они сумели пройти сквозь цифровые фильтры шума. Она прорвалась в аварийные каналы флота.
— Ого, — тихо пробормотала она.
— Ого? — повторил комиссар.
— Логическая бомба, — сказала МакКвин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12