Как особо талантливого, его позаимствова
ли из Бутырки эфесбешники. Возможно эфесбешники платили Лёхе сдельно, за
каждую «чистуху», за запуганную душу. Снимали со срока по полгода или по г
оду. Вот он и путешествует из хаты в хату, уменьшая себе срок.
Время от времени его выводили «на вызов». Он одевал кроссовки, затребова
в их с вахты, одевал праздничные чёрные спортивные штаны, праздничную фу
тболку и примеривал на голову красный платок, прося меня затянуть ему пл
аток сзади на затылке. Примеривал, но пошёл в платке только раз. Якобы его
вызывали к адвокату, а его адвокатом якобы была женщина. В обмен на её услу
ги, сообщил мне Лёха, он предоставил адвокатше возможность жить в его ква
ртире. Этой версии, однако, противоречило его беспокойство о судьбе его к
вартиры, он иррационально опасался, что квартира «пропадёт», за квартиру
, я понял, он не платил уже несколько лет. «Скажи своей адвокатше, чтобы она
занялась твоей квартирой, Ц посоветовал я ему. Ц Это же естественно». Н
о он продолжал высказывать свои иррациональные страхи о судьбе своей не
наглядной квартиры. Из чего я заключил, что никакой адвокатши нет в приро
де. Иначе, почему она не оплатила Лёхе его квартиру хотя бы за год. Вряд ли с
умма превышает тысячу рублей. Голая правда состояла в том, что одинокий К
аин не имел ни Родины, ни флага, ни единой души, чтобы хотя бы заплатить за к
вартиру. От адвокатши он возвращался всякий раз недовольным. Снимал праз
дничную одежду и долго складывал её в воздухе на весу, в то время как я дер
жал для него одной рукой тремпель. Ему позволяли иметь тремпель для одеж
ды, иначе говоря вешалку из твёрдой пластмассы. Одной рукой я держал, друг
ой обычно переворачивал страницы книги, которую читал. Он хмурым умалишё
нным ровнял заломы своих штанов, до миллиметра отлаживал остов футболки
, последним водружал красный платок. Глядя на нас со стороны, можно было ре
шить, что мы дуэт шизофреников, а мы всего лишь были заключёнными российс
кой демократии. Думаю, Баранов или Шишкин кричали на него, и требовали инф
ормации. Подполковник Баранов, полагаю, советовал ему набить мне морду, а
более коварный Шишкин, являясь старшим следователем, запрещал это делат
ь, предлагая продолжать запугивать. Что отвечал Лёшка, останется навсегд
а неизвестным. Может быть сообщал, что я дрожу как осиновый лист и вот-вот
паду зрелым фруктом к его ногам. Но видеокамера над дверью и Zoldaten в глазок мо
гли видеть хмурого, заросшего человека, упрямо отжимающего сухое тело от
пола в количествах недоступных самым даже молодым нашим тюремщикам. И
Zoldaten докладывали, что, человек регулярных привычек, обвиняемый не пропуст
ил ни единой прогулки и наращивает тренировки, следовательно не сломлен.

К концу нашей совместной отсидки Лёха совсем сменил тактику. Он не пытал
ся больше запугивать меня, хотя и остался одиноким Каином во всех привыч
ках. Он не пытался выведать у меня сведения о моём деле, он разумно ждал, ко
гда я сам попрошу у него совета, заикнусь о моём будущем, скажем спрошу его
Ц опытного зека о величине срока, который мне могут начислить. Вот тогда
он начинал подталкивать меня к необдуманной искренности. Обычно я тотча
с настораживался и прекращал расспросы. Он же злился, что для того, чтобы о
тветить мне, ему нужно знать как можно больше деталей. И какого х..я спраши
ваю у него совета, если утаиваю детали и обстоятельства. Деталей он так и н
е дождался. Я думаю, за это его и перевели от меня.
Он прочёл большую часть рукописи «Священных монстров» и сделал свои зам
ечания. Его реакционный разум криминала, пусть и ссучившегося, но кримин
ала, отказывался постичь мою мораль человека Ц революционера в жизни, и
скусстве и политике. Поэтому он спорил, наскакивал на меня, обвиняя в безб
ожии, и даже назвал Дьяволом и заявил, что против меня следует бороться. Ря
дом с календарём у Лёхи была прикреплена картонная иконка: Николай Чудот
ворец, хотя я никогда не видел его молящимся. Причиной же клеймения меня Д
ьяволом были плохо понятые им мои эссе о маркизе де Саде, о Ленине, Фрейде
и Гитлере. Смелостью мысли Лёха не отличался.
Где-то в начале мая я добился от администрации изолятора права ходить пи
сать в хату номер двадцать пять. Хата пустовала, и там обыкновенно курили
наши Zoldaten, Ц стражники, используя её как сортир и курилку. Я стал уходить ту
да в три часа, сразу после обеда, и оставался там до восьми. В конце концов м
не удалось выбить у администрации даже настольную лампу. Зелёную, кагебе
шную, с красной кнопкой выключателя и бронзовым штативом. Так что пять ча
сов в день мой мучитель вынужден был обходиться без моего общества. Когд
а я возвращался, он был как шёлковый, по-видимому одурев в одиночестве. Он
даже заботливо прикрывал своей миской мой ужин и был явно рад каждый раз
моему возвращению. Это понятно, ведь сверхчеловек СИЗО Лефортово парази
тировал на своих жертвах. Из них он вампиром высасывал свою уверенность,
их страх делал его сильным, а их крушение Ц кульминацией которого был мо
мент написания «чистухи» Ц сокращало срок его собственного пребывани
я в мрачной Вселенной Лефортово.
Двадцать первого мая, вечером, за ним пришли. «Собирайтесь с вещами». Он сд
елался растерянным, быстро собрался и ускользнул, коротконогий, с матрац
ем подмышкой, исчез. Помню его растерянное лицо, было видно, что для него э
то неожиданность, что его лишают меня. Лицо как у ребёнка, у которого отнял
и игрушку, а он так любил дёргать её за голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115