Никогда впоследстви
и ему не приходили никакие продукты. «А что здесь у нас! Ц восклицал он, за
глядывая в мои кульки, Ц А тут что?!» В первую дачку, я помню, мне закинули н
есколько сортов колбасы. Я с ним широко делился всем.
К вечеру второго дня он тщательно вымыл пол, наорал на меня за то, что я по э
тому полу дошёл до раковины, то есть сделал два шага. Он одел особые трусы,
остался босиком и с голым торсом. Босиком он долго ходил по длине камеры. Д
олго примеривался к полу, целился, шумно дышал, пробовал, нависал над поло
м. Опустился на четыре точки ног и рук. Сделал несколько отжиманий. Встал.
Долго ходил от двери камеры к окну. Присел, опустился вновь на четыре точк
и. Шумно вдохнул, и тяжёлой мясной машиной стал двигаться над тюремным по
лом. Прижиматься к нему и отжиматься. Сделав какое-то количество прижима
ний-отжиманий он встал. Заходил как маятник от двери к окну. Опустился вно
вь на четыре точки…
Оказалось, что у него свой метод. И что даже Быков, а он с ним, выяснилось, си
дел некоторое время, признал, что Лёхин метод лучший из возможных для быс
трого увеличения мощи тела. «Я понаблюдал, как он качается, и показал ему с
вой метод», Ц презрительно сказал Лёха. «Он вынужден был признать, что мо
й эффективнее». «Ну и как он, Быков?» Ц поинтересовался я. "Да ну, за зверя в
ступился, зверя ему жалко стало, я зверю по рогам дал, а он, видите ли, интерн
ационалист, «зачем, Ц говорит, Ц таджика обижаешь…»
Эта часть Лёхиной истории впоследствии была подтверждена самим «звере
м» Ц 22-хлетним таджиком Шамсутдином Ибрагимовым, по-тюремному Шамс(ом). Л
ёха умолчал только о том, что Быков приложился-таки сверху в Лёхино перен
осье тогда.
Я попросил Лёху, чтоб он приобщил меня к методу. Я собирался серьёзно зани
маться спортом. Иначе я боялся, что атрофируюсь в тюрьме на хер. А я не хоте
л атрофироваться. Я хотел пережить тюрьму, сколько бы мне не суждено было
в ней находиться. Пережить, жить дальше, быть учителем жизни и умереть пос
ле девяноста. Нужно было осатанеть, стать фанатиком. Его кабанья свирепа
я настойчивость в спорте меня заинтересовала. Лёха повыпендривался, но п
освятил меня в тайны своей системы.
«Начинай с пятнадцати отжиманий. Сделал пятнадцать, встань. Походи, счит
ая до тридцати. Опять на четыре точки, отжался ещё пятнадцать раз. Встал, п
оходил, досчитал до тридцати. Вновь на пол, отжался пятнадцать раз. И так с
колько вытянешь. Если ты серьёзный тип, то можешь повторить ещё вечером т
акой же набор упражнений. Когда дойдёшь до 15 раз по пятнадцать отжиманий,
то можешь перейти к большему количеству отжиманий за раз, к двадцати пят
и. Работай с тем же интервалом в 30 счетов. Когда будешь делать десять, а лучш
е пятнадцать сетов по 25 раз, переходи к 50 отжиманиям за раз, не подымаясь.»
Я начал заниматься по его методу. В первый день я сделал 15 х 7 отжиманий, т.е. 85
раз. Вечером я сделал 91 отжимание. На следующий день я улучшил результат. И
пошел, пыхтя и упрямо, совершать ежедневные два раза в день подвиги. Он рев
ниво наблюдал за мной со своей шконки и давал советы. После меня вечером з
анимался он. И просил меня наблюдать, чётко ли он делает упражнения. Когда
я сделал мои 375 днём и ещё 375 вечером, он зауважал меня. Он как-то даже подавле
нно глухо пробормотал: «молодец». Его подготовили, чтоб он меня презирал.
Кто-то из двенадцати моих следователей, скорее всего старшие, или Шишкин,
или Баранов. А презирать не удавалось: перед ним был упрямый живой дух «Ну
маньяк! Ну маньячище!» Ц такие его возгласы выражали скорее одобрение. Н
о так как у него было задание, то он всё равно должен был отрабатывать свои
30 серебрянников, в его случае серебрянниками служили месяцы или годы, кот
орые ему обещали скинуть за меня, если он добьётся от меня «чистухи» Ц чи
стосердечного признания, или я проболтаюсь ему о том, чего не хочу говори
ть. УДО Ц условно досрочное освобождение. Вот что светит сукам впереди г
олубым небом, когда они сделают свою сучью работу.
Когда я понял, что он Ц засланная следствием сука? Ну я и на воле знал, что в
камеры подсаживают стукачей, что есть специальные «пресс-хаты», где зек
а прессуют Ц душат, избивают сокамерники, зарабатывая УДО. Я знал, что мен
я, очень известного человека, в пресс-хату вероятнее всего не кинут. Но то,
что будут подсаживать, знал. Ведь у нас с 99 года сидели в тюрьмах партийцы, и
мы писали в «Лимонке» о тюрьмах, о тюремных нравах, о методах следствия. И
адвокат Сергей Беляк мне советовал держать язык за зубами в моей камере.
Так что я предполагал, что Лёха может оказаться подсадным.
Но я стал его только подозревать, когда он проявил подозрительно подробн
ое знание не только моего первого романа, потому что он мог и вправду чита
ть его в Бутырке, Анатолий Лукъянов читал же этот роман на Матроске, книга
была издана общим тиражом в пару миллионов. Но Лёха, оказалось, знал на уро
вне литературоведа, причём высоко осведомлённого, текстуально знал отд
ельные куски «Дневник Неудачника» и основные положения «Анатомии Геро
я». Следователи если и не заставили его прочесть эти три моих книги, то уже
точно составили для него развёрнутое резюме их содержания и как в хрест
оматию включили в резюме отдельные сцены, которыми он оперировал. Так он
хорошо знал и почти цитировал те куски из «Дневника Неудачника», которые
касались детей, их там всего две или три, для эфесбешного рассудка сцены н
аверняка представлялись гнусным развратом, педофилией какой-нибудь, хо
тя это просто искусство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115