Однако ещё строже наказывают «за те же деяния, совершён
ные неоднократно (а я с тобой совершал и совершаю это неоднократно, о мой С
уккуб!) а также совершённые в отношении заведомо несовершеннолетней (а т
ы заведомо, о мой Суккуб!) наказываются лишением свободы на срок от четырё
х до десяти лет».
В Уголовном Кодексе и в статье 132-й и 134-й в частности нет указаний на то, что з
акон также сурово наказывает «за те же деяния, совершённые в отношении н
есовершеннолетних» призраков. Призраки не упоминаются в Уголовном Код
ексе вообще, хотя для монахов и монахинь Ц как были для средневековых, та
к и есть для современных, призраки Ц материальная реальность. Они собла
зняют и смущают. Неизвестно также, даёт ли закон поблажку тем преступник
ам, которые любят своих призраков чистой и нежной любовью. Как я тебя, Сукк
уб! Ради тебя я готов предстать перед самым суровым судом в мире, о Суккуб.
Я попрошу, чтобы меня повесили, чтобы совокупиться с тобою на пороге смер
ти, о мой Суккуб с косичкой!

РАЗГОВОР С РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГ
ЕНЦИЕЙ

Ночью в тюрьмах не выключают свет. До свободных людей этот феномен не дох
одит, как до жирафов. Да им и всё равно. Сколько раз я слышал известную блат
ную песню: «Таганка, о ночи полные огня!/ Централка, навек сгубила ты меня!/ Я
твой бессменный арестант/ Погибли юность и талант/ В твоих стенах…» Слыш
ал и не понимал истинного смысла. А когда сам оказался в тюрьме, всё встало
на свои места. Ночи, полные освещения, не «огня», конечно, это автор для риф
мы «огня» подсунул, чтоб срифмовать с «меня». Во всех тюрьмах, в Бутырке и
Матроске, в девичьей Шестёрке, в Пятёрке, на Пресне, да повсюду Ц ночами и
днём находятся зэки в жёлтом тумане света, достаточном для того, чтобы ст
аршой в глазок мог обозреть их несчастные тела. У нас в Лефортово, в дополн
ение к вечному слабому свету (лампочки постоянно меняют) наши зеленые во
енные унтера требуют, чтоб мы не закрывались с головой. Они боятся, что под
покровом одеяла ускользнёт от них зэк, уйдёт из жизни в мир иной, натянув
на голову пластиковый пакет или удавку, разгрызёт себе вены под одеялом,
взбрыкнёт ножками и до свиданья! А правосудие останется неудовлетворён
ным, облизываться. Поэтому у нас в Лефортово не только не позволяют с голо
вой закрываться, так ещё и все пластиковые пакеты неуклонно прокалывают
во многих местах. Я защищаюсь от света следующим образом: складываю поло
сой вафельное полотенце и кладу его на лоб и глаза. Так и сплю. И чернильны
й штамп СИЗО зияет с полотенца.
Обычно я тотчас засыпаю. Несмотря на то, что сокамерники начинают возить
ся именно после отбоя. Поскольку их лишают телевизора, выключая розетку
без церемоний, сокамерники начинают двигаться, производить большой шум.
Ихтиандр именно после отбоя начинает мыть ноги. У Ихтиандра, здоровенног
о, пузатого, всклокоченного верзилы (по внешним данным он, скорее, подходи
т в пациенты «Серпов», шиздома имени Сербского, чем в обитатели Лефортов
о) странные общения с водой. Он любит открыть кран на всю катушку и долго с
водою общаться. Из-за этого крошечная камера наша становится сырой как о
бщественный туалет. Вода, стекая в раковину, к тому же попадает затем в тру
бу выходящую прямиком в «дальняк» Ц тюремный туалет, и низвергается све
рху на дно «дальняка» шумной Ниагарой. Если Ихтиандр «плещется», то шум с
тоит такой, как мельница работает или горная река течёт. Я как-то назвал с
клонность пузана к воде Ц «синдромом Ихтиандра» и заклеймил его за эту
склонность. Особенно противно становится, когда Ихтиандр моет овощи. А о
н их моет по вечерам, когда готовит нам салаты, когда есть из чего готовить
. Зрелище это не для слабонервных. Как маньяк, открыв кран на полную мощнос
ть, он чистит, моет, шумит, и всё это маниакальное действо продолжается гор
аздо дольше часа. Он трёт каждую овощ чуть ли не зубной щёткой. Я теперь ст
ал хитрее и потому стараюсь задержаться в карцере, куда я хожу писать пос
ле обеда, как можно дольше, чтобы избавить себя от зрелища моющего овощи м
аньяка. Я теперь являюсь, когда он уже режет овощи. Ихтиандр скрутил за вре
мя моего пребывания в камере 32 крана… То, что он нездорово обращается с во
дой, не подлежит сомнению. Одновременно, это его как будто патологическо
е влечение к чистоте соседствует с дикой грязью в камере. Явившись к ним в
32-ю, я чуть убрался у них, хотя бы взял тряпицу и стёр со стен трупики комаро
в, в изобилии прибитые тапком Ихтиандра к стенам. Нижнюю их грязь, на полу,
я разгребать не стал. Под моей кроватью у меня в относительном порядке ле
жат на газетах продукты. Под кроватями сокамерников пространство забит
о их пожитками, старыми газетами…
Но вернёмся к Ихтиандру. После отбоя, ни раньше, ни позже, но именно после, к
огда следует ложиться в постель (в случае Ихтиандра «ложиться» никак не
звучит, он и так лежит целый день на спине и или чешет живот или занят выта
скиванием из носа сухих козявок), Ихтиандр начинает шумно мыть красный т
аз, вращая его в рукомойнике. Потом сливает воду в дальняк. Опять вращает т
аз Ц и так минут десять! Наконец он наполняет таз водой, ставит его на пол
и тщательно моет, трёт одну волосатую, большую ногу. Затем сливает воду, вн
овь моет таз. Но уже минуты три всего, ставит на пол, погружает и моет в нём в
торую ногу… На воле я бы дал ему по голове тазом и тем, возможно, излечил бы
его от синдрома Ихтиандра, но здесь, в вынужденном тюремном общежитии, я п
ереношу своё внимание с Ихтиандра на содержимое моей головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115