Пришёл Сергей Мелентьев, брат жены Дугина и поставил на входную дверь наш замок. Так мы и вступили во владение помещением. Долгое время у помещения не было имени. Наконец устоялось два имени: "бункер" предложенное мной и "штаб"-само собой укоренившееся, неизвестно кем брошенное. Дугин забрался в самую глубь помещения: взял себе две вполне цивилизованные комнаты, повесил там свои правые плакаты, поставил замок.
Пришли первые массовые национал-большевики. Первая волна. Некоторые до сих пор в партии. Художник Кирилл Охапкин и отставной прапорщик Виктор Пестов, студент, он тогда только поступил на 1-ый курс Строительного Института-Василий Сафронов. Пришёл, правда долго у нас не удержался -странноватый беженец из ЛДПР-Дима Ларионов (впоследствии сидел в тюрьме), пришёл лысый симпатяга молодой Проваторов. Впоследствии, правда, он от нас ушёл, не сойдясь в характере с Карагодиным. Пришёл анархист Цветков вместе с анархистом Димой Костенко, а с ними красивый мелкий анархист Алексей и некрасивая девочка с косами и выпученными глазами. Пришёл Миша Хорс-17-летний студент МГУ, факультет геологии, задержался в НБП надолго, ездил в азиатский поход, был в последствии охранником после Разукова. Но женился в 1998 и постепенно дезертировал. Пришёл Данила Дубшин-качок и спортсмен. Пришла Лаура Ильина.
Мы решили пробить дверь на боковую улочку, расширить окно. Все вышеперечисленные, к ним даже прибавился "Паук"-лидер "Коррозии металла" и моя женя Наталия Медведева собрались, и подняв тучи пыли стали строителями. Кто-то срывал со стен фанерит, большинство занялось перестелением полов в большом зале, руководил нами всеми художник Миша Рошняк. Его привёл Дугин. Рошняк составил первый план перестройки бункера и первую смету. Решено было сделать ремонт по минимуму. Такой, какой делают бедные художники в своих мастерских. В "Анатомии Героя" я описал эти дни свежо и с чувством. На второй заряд свежести у меня сегодня не хватает эмоций. все эмоции отнимает тюрьма. Но в контексте Истории Партии Бункер на 2-ой Фрунзенской очень важен, его обойти нельзя. Потому не поленитесь и прочитайте "Анатомию Героя". Надо сказать, что все мои книги продолжают и расширяют друг друга. Некоторые последние как "Книга воды" увеличивают отдельные ситуации. Такой я писатель. Предъявить ко мне требования как к Льву Толстому, чтобы он больше не возвращался к "Анне Карениной" Вам не удастся. Я буду пока жив, возвращаться к своим книгам. Вступать с ними в спор, комментировать, опровергать персонажей, увеличивать детали. Впрочем, даже Толстой собирался написать продолжение "Карениной"-"Алексей Вронский".
Бункер. Место встреч и место происшествий. Здесь были обыски и налёты. Здесь умер на полу мой охранник Костян. Отсюда мы отправлялись на сотни демонстраций, пикетов, на сотни акций. Люди выходили отсюда чтобы быть арестованными.
В 1995 мы сражались с Кагебешным бетоном (дом изначально был населён пенсионерами КГБ), оказалось, что увеличить проём окна с помощью кирки это,-как пытаться перочинным ножом спилить дуб. Пришлось нанимать дорожных рабочих с пневматическим молотком. Но и они, с грохотом, с плевками и матюгами возились долго и до конца с работой не справились: на месте окна образовалась безобразная круглая дыра. В довершение всего железная дверь сваренная Мишей Рошняком оказалась крупнее нашей дыры. Мы до поздней осени возились с этой дверью: наш сварщик Пестов ослеп, правда, временно. Так или иначе к первому снегу дверь стояла на месте, вниз вели ступеньки которые я сделал сам ценой изъеденных цементом подушечек пальцев. У нас, таким образом, был теперь свой собственный вход.
Первые истории партийного бункера скорее комичны. Так, например, огромную деревянную пробку, закупоривающую деревянную трубу срывало раза три. И дерьмо, окурки, короче всё содержимое канализационной трубы плавало по бункеру. До Дугинских помещений дерьмо не добиралось. Всё ограничивалось полсотней лучших квадратных метров нашего штаба, расположенных между двумя входами в помещение. От двери выходящей в подъезд, до нового входа. Помню первый раз дерьмо прорвало ночью. Явившийся рано утром в штаб за газетами Карагодин обнаружил несчастье и забросал дерьмо газетами. Кажется газетой "Завтра" несколько пачек которой предприимчивый Тарас Рабко украл из типографии "Тверской Печатный Двор", где "Завтра" печатали вместе с "Лимонкой". Рабко надеялся наварить на "Завтра" денег, обычно он оттвозил пачки к музею Ленина и за пол-цены сбывал старушкам. Мы с Дугиным издалека увидели Карагодина с отвращением выносящего в мусорный бак какие-то гнусного вида газеты. Делать было нечего: философ и председатель партии, жрец и (?) пошли убирать дерьмо. Позднее явился Рабко, проклинал нас за то что пустили его товар на такую низменную цель. Потом мы дружно все смеялись, разговаривая о том, как последующие поколения, вот знали бы они, как всё начиналось, как отцы основатели Национал-Большевисткой Партии стояли в лужах дерьма и сгребали дерьмо!
Так что, последующие поколения, вот вам картинка: стоят отцы основатели и хохочут в лужах грязной канализационной воды. Это был 1995 год. А всего через шесть лет события совершатся очень трагические. 10 июля сидя в кабинете полковника Игнатьева, заместителя начальника тюрьмы, узнал от пришедшего меня посетить депутата Алксниса о том, как сидят политзаключённые национал-большевики в Риге. Соловей, Журкин и Гафаров добились статуса политзаключённых. Они сидят все трое вместе, в одной камере. Они мужественно отказались от выдачи в Россию, требуют вначале пересмотра приговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86