Далее поставил пятерых с транспарантом "Не забудем, не простим!" Равномерно распределил флаги. В матюгальник много раз повторил чтобы шли, держа дистанцию, шеренгами. Чтобы смотрели в затылок идущему впереди... Потом эти построения стали обычными действиями, повторяемыми на каждом шествии, но тогда анпиловцы смотрели на нас разинув рты. Тактика "кричалок" тоже родилась, если не ошибаюсь, именно на трехлетии октябрьских событий. Дело в том что "Трудовая Россия" обычно ходила свои шествия под тарахтящую из репродуктора старенького Уазика с колокольчиками-динамиками на крыше советскую музыку. Время от времени музыку останавливали и тогда ораторствовал Виктор Иванович или его помощник, обычно в пластмассовой шахтерской каске на голове-Худяков, "Юра". "Трудовая Россия" имела в арсенале всего несколько лозунгов: "Банду Ельцина под суд!" Потом появился более современный лозунг: "Товарищ, смелее, Гони Бориса в шею!" Кричали эти лозунги не часто, обычно шли колыхающимся морем, гудя.
Национал-Большевики применили новую тактику: кричали всё шествие. Тексты кричалок стали составлять заранее. Все кричалки иерархически подразделялись на основополагающие, программные: ("Россия-всё, остальное-ничто!", "Ре-во-люция!", "Хороший буржуй-мертвы буржуй!" "Завершим реформы так: Сталин, Берия, Гулаг!" "Капитализм-дерьмо!"); и сиеминутные, посвященные теме по которой проводилась акция. К сиеминутным относились сочиненные для митинга у латвийского посольства: "Наши МИГи сядут в Риге!", "За наших стариков-уши отрежем!" или рожденный у стен казахского посольства: "Отберём у Нурсултана Русский север Казахстана!" На нас даже союзники поначалу смотрели неодобрительно, чего кричите! Но скоро поняли преимущество возмутительно шумной колонны перед смурной и сонной, покорно плывущей под хрипящие остатки советской музыки на истерзанной кассете. И робко стали кричать свои "кричалки".
3 октября я не остался в окрестностях Белого Дома на ночь. Ребята остались дежурить. Ночью к их костру много раз подходил Анпилов, садился, долго разговаривал. Полагаю, они его покорили. У многих языки были подвешены очень неплохо. У Цветкова, у Макса Суркова. Дугин был в тот вечер с нами. Все было "отлично, отлично",-последнее "отлично"-из дугиновского жаргона, его любимое.
De facto, наше сотрудничество с Анпиловым таким образом началось на год раньше официального подписания соглашения между нами осенью 1997 года. Сотрудничество это, в основном совместные публичные мероприятия-многому научило Национал-Большевиков. До нашего романа с "Трудовой Россией" мы не знали толком, как правильно оформить уведомление о проведении митинга, куда его отнести, когда. Мы понятия не имели о маршрутах, о совещаниях с властями и ментами в мэрии перед мероприятиями,-обо всей канительной бюрократии уличной политической жизни. Мы учились у анпиловцев, а они учились у нас (правда, наш пример не во всем годился им, встречался всегда в штыки, и если адаптировались наши методы, то поздно).
В деле проведения шествий и митингов или пикетов есть множество каверзных мелочей. Их нужно знать. Вплоть до такой чепухи, что в уведомление следует внести марку и номер автомобиля на котором будут ехать ваши динамики. Если вовремя не проверить матюгальники и не заменить батарейки, то Ваша акция никем не будет услышана и так далее. Всему этому, также как и спорам с московскими управами, ментами, префектами о маршрутах мы научились у "Трудовой России". Там было немало отличных людей среди них. Неказистых с виду, пожилых, но добрых душой, яростных, отзывчивых. Одна "баба Оля" чего стоит! Когда летом 1998 на Горбатом мосту сидели шахтёры, баба Оля кормила их-носила им в ведре гречневую кашу. Газеты, не утруждая себя доказательствами называли анпиловцев "люмпенами", но на самом деле это были москвичи и даже не совсем уж такие простые и рабочие, как хотелось бы Виктору Ивановичу. Это были москвичи ошалевшие от внезапного наступления нового мира, зловещего и преступного. Взамен того мира, в котором они прожили большую часть своей жизни. Ошаление. Такой у них часто и был вид. Одетые в простую, неказистую одежду, с корявыми, помятыми жизнью лицами. Лосьонов по бедности они не употребляли, многим жизнь наделала рваных морщин и поубавила волос. К тому же идти на целый день на улицу (а многие приезжали из Подмосковья)-нужна сумка, одеться нужно в разношёрстные ботинки или кеды, одежду выбираешь поудобнее, да ту которую не жалко, вдруг потасовка или упадёшь. Анпиловцы всегда выглядели как бедные провинциалы, это не парад из тысяч Немцовых и хакамад, это-народные массы. Остались самые смелые или самые отчаявшиеся. После октября 1993 года народ напугали так, что "массовые выступления трудящихся" (как это называли в советское время)-прекратились. Собрать от двух до пяти тысяч человек было большой удачей. Анпилов втайне мечтал о 20 тысячах, с которыми он мог прорваться в Кремль. Я уже вспоминал мою с ним беседу в автомобиле (он был за рулём), когда я спроил его: не кажется ли ему, что мы могли взятьвласть 23 февраля 92 года и 17 марта 92 года, а также 9 мая 93 года, в те дни под знамёна оппозиции собралось до 500 тысяч человек. Он сказал что да, его мучают воспоминания об этом могуществе. Мы согласились с тем, что не имели нужного опыта и, потому только он не призвал массы на штурм Кремля. Спустя четыре года Анпилов мечтал о двадцати тысячах. Сейчас я полагаю он мечтает о пяти.
С 1995 года, когда закончился очередной виток дружбы Виктора Ивановича с Геннадием Андреевичем в большие праздники оппозиционных митингов в Москве бывало три или четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86