И там он опять заговорил о Климентьеве и Немцове.
Надо сказать, что я ненавижу предателей. Детство и юность, проведенные в рабочем поселке, позднейшая школа жизни в Москве и Нью-Йорке, в Париже, на фронтах войны и в партийной борьбе научили меня тому, что страшнее преступления, чем предательство, нет. Поэтому я воспринял историю Климентьева — Немцова прежде всего как историю предательства. Во время поездки в Нижний и Нижегородскую область у меня было несколько пресс-конференций и меня обильно интервьюировали. Я, если меня спрашивали о местных делах, знаю ли я о проходящем суде над Климентьевым, отвечал, что знаю, приводил детали и всецело поддержал Климентьева. Среди прочих дал я несколько интервью и телевидению.
В мой день рождения я уехал в город Арзамас, где выступал в педагогическом институте. Вернулся в Нижний вечером. Только на следующий день я узнал, что в клубе «Рокко» в мою честь был организован для меня праздник. Увидев, что я выступил за Климентьева, меня так вот решили отблагодарить. Но я жил у местного главы региональной организации НБП, и у него не было телефона. Так что на празднество в свою честь я не попал.
Климентьева я так и не встретил. Я очень хотел побывать на суде и договорился с Сергеем Беляком об этом, но так случилось, что дела и партийные заботы не позволили состояться поездке на суд.
Я рад, что справедливость восторжествовала, что сильный и мужественный человек Андрей Климентьев на свободе. Я хотел бы, чтобы за мошенничество, присвоение чужих денег и за предательство друга посадили бы Немцова.
Последняя интересная деталь. Номер 67 «Лимонки» с "Лимонкой в Немцова" подписан был в печать 8 июня сего года. 14 июня в 4.39 утра помещение газеты было взорвано. Я получил несколько телефонных звонков от читателей, которые связывали взрыв с публикацией "Лимонки в Немцова". Следователям милиции и ФСБ, работающим над раскрытием преступления — взрыва в редакции моей газеты, — также следовало бы обратить внимание на эту версию. От Бориса Ефимовича и этого можно ожидать.
Эдуард Лимонов, писатель,
председатель Национал-Большевистской партии.
АЗИАТСКИЙ ПОХОД НБП
28 апреля.
Вечер. На Казанском вокзале садимся в поезд "Москва- Караганда". Нас восемь человек. Троих моих ребят провожают девушки. Трогательное прощание, последние объятия, поцелуи. Провожает актив партии, два наших фотографа. Занимаем два смежных купе в плацкартном вагоне. Мы едем в Кокчетав участвовать в вооруженном восстании тамошних казаков. 2 мая в Кокчетаве должен состояться казачий круг, на котором будет провозглашена самостоятельность Кокчетавской области. Есть два варианта. Или будет провозглашена автономия в составе Казахстана. Или более жесткий вариант: провозглашена казачья республика. Впоследствии республика попросит о вхождении в состав России. Казачьи представители официально просили им помочь. Или деньгами, или людьми. Денег у нас нет. Поехали добровольцы Московского отделения партии. К полуночи массово отужинали тушенкой и яйцами. В окнах безлистные деревья, серый лес.
29 апреля, около 12.30.
Подверглись обыску в районе станции Белинская, в направлении на Пензу. Трое с малопонятными удостоверениями московских оперативников, в гражданском. Меня обыскали первого, моего телохранителя — вторым. Искали оружие. "Пулеметы везете?" Разумеется, ничего не нашли. Вышли в Пензе. Долго стояли против нашего вагона на вокзале в Пензе и остались там. Может быть, передав нас вести другим.
1 мая.
Проехали в 8 часов утра Уфу. Город от вокзала взбирается вверх и по другую сторону полотна идет вниз. Миша Хорс спит на второй полке. Алексей, мент, безостановочно говорит обо всем, что видит. Наши ребята галдят в соседнем купе. Прошел наш майор Бурыгин, не поднимая ноги в сапогах. В окне затопленные паводком дома, очевидно, дачные участки.
Станция Шакша. Бабка на боковом сиденье спит и ест безостановочно. Черная физиономия. Украинка. Живет в двух сотнях километров от Кокчетава. Жрет, а не ест.
1647 км от Москвы. По пейзажу карабкаются толпы с рюкзаками и лопатами. Пользуясь праздничным днем, народ ринулся на приусадебные участки. Великий народ унизительно стал народом жалких травоядных огородников. Забыв завоевания.
От станции Аша пошел нерусский пейзаж: горы, мелкая река вдоль полотна, желто-серая река Сим. Кусок Азии. Проехали Кропачево. Машинист в окне стоящего электровоза жует.
Около 12.45 появились менты и, не колеблясь, во всем вагоне выбрали меня — проверили документы. И у находившегося вместе со мной Димки Бахура. (Димка младший, ему 19 лет). Макс Сурков предложил свои, но не заинтересовались. Уже очевидно, что нас ведут из Москвы. Меня, точнее.
21 час по московскому времени. Давно отъехали из Челябинска, где к нам присоединился Владислав из Волгограда (мент), член НБП. Нас теперь девять.
2 мая. 6.15.
Где-то между Петропавловском и Кокчетавом. В окне двухнедельная растительность. Степь. Салатные цвета. Дежуривший ночью майор Бурыгин видел, что в мое купе заглядывали и рассматривали меня трое в черной коже. Советуюсь со старшими ребятами, не сойти ли нам до Кокчетава?
Тот же день, Кокчетав. В квартире Галины Васильевны Морозовой. На кокчетавском перроне нас встречала толпа казахских ментов. Мы соскочили прямо в самую их гущу. Морозова встречала на перроне не нас, но представителей ЛДПР, каковых не оказалось. Узнала меня. Вслед за ней мы пробежали, рассекая растерявшихся ментов, до самого конца перрона, но там они окружили нас. Повели. Вошли в помещение линейной милиции. Хмурый человек в плаще и кепке пригласил меня к себе в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136