19 часов.
Душанбе. В 201-й дивизии, во дворике газеты "Солдат России". Вторая половина дня в Самарканде была зловещей. Нас обыскивали, задерживали и арестовывали ВОСЕМЬ РАЗ! Я знал, что не следует приближаться к вокзалу, однако мы не смогли найти в городе места, где бы можно было спрятать до 22 часов (время отправления поезда) свои славянские рожи. Первое задержание, впрочем, случилось, когда основной состав со мною во главе сидел вдалеке, за автобусной остановкой. Были задержаны Лешкамент и Макс Сурков, когда они покупали минеральную воду. Мне пришлось вступиться за них. Мерзковатого вида мордатый старший сержант выслушал легенду о пропавшем в Таджикистане товарище, посмотрел билеты, однако в вагончике рядом с автобусной остановкой обыскал и Лешку, и Макса, и меня, вплоть до снятия кроссовок и подрезания стелек. Лешка-мент не выполнил, оказыватся, моего приказания и сохранил вполне безобидный нож, но с выскакивающим лезвием. Старший сержант дал понять, что хочет за нож компенсации, в противном случае он станет «оформлять» нашего товарища. Из денег, каковые я выложил на стол при обыске, я оставил лежать на столе 20 долларов. Сержант сказал мне, чтобы я вынес паспорта моим товарищам. Когда я вернулся в вагончик, 20 долларов на столе не было. В вокзале, куда мы отправились, следуя совету сержата, на нас накатились волны ментов, все водили нас «оформлять» в вокзальное отделение. Когда все менты Самарканда «проверили» и «оформили» нас, появились люди в штатском, представившись как иммиграционная служба, они конфисковали мой и Лешки-мента русские загранпаспорта под предлогом того, что в них нет прописки, и я начал сомневаться в том, что мы выберемся из Узбекистана. Когда "иммиграционная служба" чудом (я стал впрямую говорить о своей известности) отлипла от нас, мы находились в крайне деморализованном состоянии. Взяв свои вещи из камеры хранения, мы прошли контроль при выходе на перрон. Накрапывал дождь. Медленно подполз поезд. Толпа с мешками в количестве тысяч человек пошла к поезду. Ко мне подошел в темноте человек с рацией в аккуратном черном костюме. "Таможенная служба. Пройдемте!" Я взвешивал несколько секунд, броситься мне на него или нет. Подошли его товарищи: второй, третий, четвертый. Оставалось двадцать минут до отхода поезда. Нас увели с перрона. В комнате на втором этаже нас обязали показать имеющиеся деньги и тотчас обвинили в абсурдном недекларировании русских рублей и американских долларов. Последние остатки хладнокровия заставили меня много раз извиниться перед мучителями. Появился начальник в тюбетейке, и нам позволили уйти. Оставалось пять минут до отхода поезда «Ташкент-Денау», и мы побежали.
Поезд был забит человеческим мясом. Женщины в национальных костюмах- расшитые штаны и платье поверх- сидели по трое на лавках. У меня в ногах устроились туркменка и ее мать. От Самарканда до Душанбе по прямой рукой подать, но поезд идет петлей через Карши, Аму-Дарьинскую и Термез, забираясь на несколько часов на туркменскую территорию. По прямой нельзя — мешают горы. Ночь была проведена в дурных снах и дремоте. Туркменские дамы деликатно ерзали у меня в ногах. Уши давили мои собственные кроссовки, которые я, по совету попутчиков, засунул под подушку. Утром я столковался с двумя таджикскими женщинами. У них ребенок и куча неподъемных сумок и мешков. В обмен на помощь в переносе груза они укажут отряду дорогу. Оказывается, если доехать до станции Сарыасия, то там нет никакого досмотра и можно пересечь границу. Перед самой Сарыасия меня соблазнил таджик со щетиной. Он засунул под язык очередную порцию зеленой пасты. "Хочешь?" Я уже видел эту пасту повсюду в Узбекистане. Называется «нос» или «начхе». "Давай", — согласился я. И заправил зеленую гадость под язык. У меня сразу вспыхнуло лицо и загудело в голове, пот покрыл лицо. Захотелось блевать. В таком состоянии я вынужден был командовать. Приказав ребятам рассредоточиться и следовать за мной и женщинами, двинулся из вагона. На перроне яркое солнце, жара, гвалт. Восток. Менты были, но нас не увидели. Пошарпанный автобус принял груз, раза в три превышающий допустимый, и под местную громкую дробь музыки мы рванули. У шофера не было боковых зеркал, и он спрашивал пассажиров, что там сзади. В Сарыасия — захолустной станции, когда прибыл состав на Душанбе, его окружила сотня солдат с дубинками, и таможенники впрыгнули туда, как в барак с заключенными. К тому времени мы столковались с таджикскими дамами и блатным пацаном о плане действий. План свелся к тому, что вышел подкупленный нами проводник и попросил солдата запустить нас девятерых. Солдат послал его подальше. Тогда мы во главе толпы штурмовали вагон. Повсюду происходило то же самое. Ворвавшись в вагон, мы осмотрел и ушибы и ссадины. У Макса были порваны брюки, у многих наших ссадины. С местных лила кровь. В окна кидали мешки и лезли люди. Все это напоминало не то отступление китайцев из Нанкина, не то белых из Одессы, но больше всего было похоже на дикий фильм о мексиканской революции. В нашем вагоне, оказалось, везут фоб 23-летнего таджика, застреленного в Москве. Сладко воняло мертвечиной. В Душанбе, прикрываясь русской старухой, таща ее вещи, мы выбрались из вокзала и сели в троллейбус. Я знал, что в гостинице «Таджикистан» живут российские журналисты. Туда мы и покатили.
У гостиницы стоял чистенький автобус, и в него загружалась делегация в костюмах и при галстуках. Мы прошествовали со своими грязными рюкзаками в вестибюль. Я подошел к конторке. "Сколько у вас стоит номер?" — "Тридцать долларов. Двойной".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136