Пожалуйста…»
Он кивнул. На листке значились три телефона и три имени. «Если вам не трудно, дайте мне телефон брата. Я хотел бы с ним тоже поговорить. Ведь она с ним виделась».
«Да-да… Он приезжал регулярно, пока она у меня жила. Они, правда, всякий раз ругались. Она учила его жить… У вас есть чем писать?»
Индиана дал ее матери ручку. «Вы, конечно, успели понять, что она алкоголик?»
Мать вздохнула. «Пьяной в полном смысле этого слова я ее видела только раз. Какой-то парень привез ее на такси и не мог поднять в квартиру, попросил меня спуститься помочь. Когда мы сошли вниз, она лежала на ступенях в подъезде, сумка была зажата в далеко откинутой руке. Зрелище не из приятных…»
«Да», — согласился Индиана. И вздохнул. И мать вздохнула еще раз. «Она и ребенком была очень нервной. Я ежедневно поила ее бромом. Перёд уходом в школу. Коллектив действовал на нее возбуждающе».
«Я знаю, что брат пил, пьет ли он сейчас?»
«Ох, — воскликнула мать, — не смотрите на меня, пожалуйста, так, словно вы судья или прокурор. Я ведь сама не пью, да и покойный отец их алкоголиком не был. Я даже, напротив, всю жизнь медицинской гимнастикой занимаюсь, на лыжах хожу. Я их пить не учила. Я старалась, чтоб им хорошо было. Я даже, грешным делом, с мужчиной сошлась, у которого дом под Москвой был с участком, из-за них, из-за детей, особенно для нее, младшей… Чтоб овощи в питании были, чтоб фрукты…» — ЕЕ МАТЬ сморщилась и из-под крупных, как у дочери, век ее выкатилось несколько слез.
«Извините, — сказал он, — я вас не виню ни в чем. Я, напротив, даже уверен, что родители мало что могут изменить в судьбе детей. Всякий рождается уже готовым или по меньшей мере наполовину готовым, полуфабрикатом… Я стараюсь понять. Утверждают, что алкоголизм — наследственное заболевание».
«Не знаю, не могу сказать. Отец ее, муж мой, умер от рака крови… Слушайте, — ее мать вдруг посмотрела ему в глаза, — …а зачем вы ее ищете? Может быть, ей здесь, на Родине, лучше, легче, люди все свои… Душевность в воздухе… У вас там, говорят, народ сухой и черствый».
«Ну знаете, я ее ищу не для ее блага, а для своего, — начал он глухо. — Может быть, для нее и лучше, чтоб она спилась в московских квартирах. Для меня же лучше, чтоб она жила со мной в Париже. Вы понимаете… как вам это объяснить… каждому из нас суждено за всю жизнь встретить определенное количество людей и не более. Столько душевных сил вложено мной в… вашу дочь (он едва не сказал «в мадам Хайд», впрочем, ее мать все равно не поняла бы), что… Что ее отсутствие как бы космическая потеря для меня, преступление против жизни, что ли… Я уверен, что если сейчас потеряю ее, то уже никогда не смогу сблизиться ни с одним человеческим существом. (Пышно, слишком пышно, мсье Индиана, осудил он тотчас свое красноречие). Так что она — мой последний шанс. Я виню себя за то, что отпустил ее одну в вашу страну эмоций. Я должен был бы предполагать, что может произойти с ней здесь. На пятый день она звонила мне и шептала в трубку: «Здесь так страшно, ты даже себе не представляешь. Так страшно!»
«Вы извините, — сказала ее мать, — но я должна вам сказать кое-что, что мне неприятно вам говорить, но я должна… Мне кажется, что она нашла себе здесь мужчину. Она и девчонкой еще, влюбляясь, пропадала вот так вдруг, потом, когда влюбленность проходила, являлась домой. Вы понимаете, иначе она не умеет, у нее все запоем! Я надеюсь, что и в этот раз пройдет все, что она вернется к вам».
«Хорошо, — он встал, уязвленный. — Я тоже надеюсь. К сожалению, мне пора. Меня ждут в гостинице. Где у вас тут можно поймать такси?»
«С такси очень сложно. Хотите, я провожу вас до метро?»
«Спасибо. Я попытаюсь все же найти машину».
Одевая бушлат, он потрогал ЕЕ пальто за рукав. «А в чем она одета сейчас?» («Уф, — подумал он, — скорее следовало спросить: с кем она раздета?»)
«Взяла мое пальто с лисой. Я его не носила, очень уж старомодное. А ей очень понравилось: «Самый шик, мам!»
Он встал в сугроб у обочины, вынул красную десятку и поднял ее над головой. Первый же автомобиль, старый «Москвич», остановился. Весь путь до гостиницы шофер монотонно ругал власть. Старую и новую.
По памятным местам

Смирнов дожидался его в вестибюле. Сидел в кресле, задрав одно высокое колено на другое. Увидав Индиану, вскочил. На голову выше Индианы и ровно на двадцать лет моложе. Квадратный подбородок, темные, сливами, глаза. Они обнялись. «С приездом на территорию Родины, Индиана Иванович!» «Здорово, Сашаl»
Индиане приятно было видеть Сашу Смирнова. Он не ошибся летом в Париже. Парень показался ему энергичным, ироническим, и, в отличие от подавляющего большинства советских, не подавленным. Он не причитал о советских несчастьях. «Ну что, вы готовы к вояжу по памятным индиановским местам?» «Готов. Но обязан сделать пару телефонных звонков. Подымешься со мной?» «Вам придется мне пропуск выписывать. Долгая получится история. Видите, церберов в фуражках поставили? Я вас здесь подожду». «Я лично не против, чтоб меня охраняли, — заметил Индиана. — Хорошо, я туда и обратно».
Два номера молчали. Он однако дозвонился по одному из трех телефонов, полученных от ее матери. По тому, против которого стояло имя Светлана. Сонный вначале голос (было начало двенадцатого) оживился, когда Индиана назвал свое имя. Да-да, она виделась с подругой из Франции. Когда? Не так давно, может, дней десять назад. Где? Она приезжала сюда, ко мне. Нет, не одна… Не могли бы мы встретиться и поговорить об всем этом. Да, конечно. Ей будет интересно на него взглянуть. Ха-ха… В час дня, в начале второго. Она должна выспаться, ибо вчера она поздно уснула… ха-ха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95