Peters» с потолка закапала вода. Поднялись наверх, взломали дверь и нашли Дугласа в ванне… Естественно, не живого, а мертвого. С электрогитарой в обнимку… — Мой приятель помолчал. — Ты знаешь, что electrocuting — самая распространенная смерть в рок-профессии?
— Я считал, что OD.
— Нет. Electrocuting. Овер-доза — романтическая легенда. Electrocutting — как в ЕДФ или «Кон-Эдисон».
— Ты считаешь, он был хорошим музыкантом?
— Скорее хорошим. Однако не ведущим. Об этом нужно всегда помнить. Просто музыкантом. Blue collar worker музыки. У него был хороший лист-групп. Он работал с большими людьми. Последнее время из-за своей безумной истории он был on decline. «Killers» сменили бы его… в любом случае… то есть даже если бы он был жив. Я думаю, он понимал это.
— Сами «Killers» тоже, кажется, on decline, — заметил я, указывая на экран, где все еще мастурбировал микрофон Би-Би. Не вызывая особых восторгов у толпы на набережной. Из толпы даже свистели.
— Ну разумеется, — сказал он спокойно. — Ничто не вечно. Музыка старится. Группы старятся. Люди старятся… Средний возраст рок-групп — полтора года. Они умирают во младенчестве. «Killers» устарели, они принадлежат семидесятым годам. Они выглядят как милые лохматые бабушки, им место в книгах о рок-энд-ролле, но не на сцене…
— А почему ты решил, что Дуг покончил собой? Это мог быть несчастный случай.
— Ох, ты знаешь… это только моя догадка, я не могу доказать это… но…
— Suicide is painless, it brings on many changes,
And you can take or live it, if you please… —
пропел он. — Он был в очень плохом виде, когда его нашла полиция. Разумеется, никто не ожидает от мертвеца розовых щек, однако… Парик плавал в ванне. Его парик. Он стал носить парик! Ты представляешь себе… Teenage idol с лысым черепом, с жирным животом, тонкие белые ноги с варикозными синими венами. Ему еще не было сорока, но, ты знаешь, жизнь без физических упражнений, потребление с детства, с нежного возраста, марихуаны, что дает волчий аппетит и жажду, утоляемую галлонами пива ежедневно… Жуть.
Мы помолчали. Я вспомнил ванну на ножках, сидящую на краю Брижит, ироническую женскую улыбочку на ее губах (может быть, уже тогда она познакомилась с double) и зеркало за Брижит… Я подумал, что, влезая в последний раз в жизни в ванну, мой друг Дуг мог видеть свое тело в подробностях, как видела его молочно-белая красно-волосая подружка каждую ночь перед сном. Жестокая, но справедливая, как жизнь, Брижит… «Ты стар, Дуг, я ухожу к парню помоложе», — она способна была сказать и такое. Идол тинейджеров взял в руки гитару и погрузился в воду. Вились по старому полу, уходя к plug, провода… Профессионал, он не хуже рабочего ЕДФ разбирался в электричестве…
— Merde! — сказал я.
— Merde! — согласился мой собеседник. — Big merde!
Дождь
В Люксембургском саду было сыро, хмуро и необычно пусто.
Дмитрия в саду не оказалось. Впрочем, он, может быть, и не подошел бы к Дмитрию, если бы увидел его. Так бывало уже не раз. Скорее ему нравилось только увидеть мускулистую коренастую фигуру приятеля, мечущегося с ракеткой по корту или же бросающего фрисби на пыльном баскетбольном поле. С помощью этого маневра Париж немедленно одомашнивался, превращался в родной провинциальный город, где, зайдя в соседний двор, можно крикнуть приятелю: «Привет!»
Он обошел сад по периметру, по самым безлюдным его аллеям и ненадолго присел у новых кортов, где стал наблюдать плохую игру двух некрасивых девушек. Сам он играть в теннис не умел и никогда не пытался научиться. Впрочем, все игры казались ему бесполезной тратой времени. От игры в карты до игры в бейсбол. Он играл в жизнь.
В поле его зрения появился буйно заросший грязными волосами тип в темных мятых тряпках и, вынув из-за спины кусок картона, показал ему текст. «Я голоден… из тюрьмы…» Поморщившись, он пробормотал «нет» и подтвердил «нет» головой. Не обидевшись, тип убрал картон и ушел из кадра. Нет работы — воруй, грабь, но не проси, — подумал он. Сам он, даже во времена тягчайшей бедности не опускался до попрошайничества… Даже… Ему пришлось стыдливо остановить мысль, так как он вспомнил себя подростком в Сочи и Туапсе, приближающимся к парочкам, обнимавшимся на скамейках. «Простите, пожалуйста, капитан, у вас не найдется ли немного мелочи, я уже несколько дней ничего не ел…» Больше всех давали моряки и офицеры, отсюда эта нехитрая лесть — «капитан», даже если «клиент» был простой матрос или курсант… Он не любил и высмеивал христианство, эту удобную для среднего бесталанного человека поп-религию, но приходилось признать, что «кто из вас без греха — пусть бросит в нее камень», сказано мудро. Едва только ты забудешься и примешь суперменовскую снисходительную позу, глядя этак сверху вниз с мгновенно образовавшегося пьедестала-возвышения, ан тотчас всплывает почти забытый эпизод собственной жизни и ты со вздохом вынужден спуститься и втиснуться в толпу. В теплую и грязную толпу себе подобных. В толпе пахнет чесноком, отрыгивают прокисшим дешевым вином, подванивают нестиранными носками, испускают газы, щиплют девушек за задницы, короче, родное и грешное, оря младенцами и зияя стариками, обступает тебя человечество.
Некрасивых девушек изгнала следующая пара: черный тоненький юноша и крепкая американка-блондинка. Из опыта многолетних посещений сада он знал, что юношу зовут Игнасио и он сын африканского ambasador. Какой страны, он, впрочем, не помнил.
Американочка — розовощекая и пышная, наверняка не пересекла еще границу двадцати лет, однако вполне уже могла кормить с помощью крупных сосцов нескольких младенцев. Корова с телячьим выражением лица, подумал он. Телячий гладкий раздвоенный носик, телячьи серо-голубые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50