Они верили, что они сами устроены надолго и очень хорошо.
— Мы за тобой заедем, старичок, — сказал Рыжий. — Что ты все сидишь один, когда вокруг происходит такая интенсивная социально-половая жизнь. Хочешь, я познакомлю тебя с подругой Адрианы — итальянкой, динамит, а не женщина. Всех знает, всех, старичок… весь Париж!
В моем разочарованном и усталом воображении возникло существо вроде Софи Лорен, и, хотя я не в восторге от ее носа и мушкетерских ног, я позволил себе соблазниться.
— ОК, я согласен. Когда?
— Ну когда, старичок… хоть завтра. Такая женщина, динамит, итальянка… Всех знает, весь Париж…
— На кой мне весь Париж? — заметил я. Не для того, чтобы противоречить Рыжему, но чтобы избавиться от третьего и четвертого упоминания о том, что итальянка всех знает. С Рыжим это бывает, он вдруг впадает в транс, становится косноязычен, повторяет одно и то же. К тому же общение с Парижем — идея фикс Рыжего. Мы с ним расходимся во мнениях по вопросу о том, как следует покорять Париж. Он считает, что следует с ним общаться, я считаю, что работа — писательство и изготовление tableau — приведет нас к покорению. Рыжий не отрицает важности работы, но на самое важное место все же ставит физическое общение. Я считаю, что он суетен.
Они просигналили мне с мертвой в воскресенье рю де Тюренн. Я спустился. Рыжий был за рулем, его дюшесса — рядом. Я поздоровался с дюшессой — мягко сжал ее руку, выставленную в окно автомобиля, и только после этого сел на заднее сиденье.
— ?a va, Эдуар? — Дюшесса повернулась ко мне приветливой физиономией.
Неумная, но приветливая и не злая, длинноногая и худая дюшесса была ОК. Я относил ее в категорию личностей ОК. Если пропускать мимо ушей ее обыкновенно не выходящие за пределы простой вежливости глупости, то она вполне выносима. Дюк не развелся с дюшессой, но, вырастив с нею до степени взрослости трех детей, взял себе полную свободу и дал свободу ей. Она использовала свободу, чтобы найти Рыжего и встречаться с ним в дуплексе на авеню Фош, пришагивая туда с расстояния триста метров из Главной Квартиры номер Один на той же авеню Фош. Дюк жил в другой стране и, может быть, даже на другом глобусе. Я посетил дуплекс и Рыжего с дюшессой несколько раз. Я даже знаком с одним сыном дюшессы, красивым юношей, по виду гомосексуалистом, живущим в квартире номер Один.
— Мариэлла очень хорошая женщина, — сказала дюшесса.
Рыжий мчал нас по бульвару Бомарше к Бастилии, в то время как нам нужно бы в направлении Конкорд. Почему? Я не спросил его.
— Она всех знает, старичок, весь Париж… — Рыжий воспользовался случаем, чтобы проиграть свой лейтмотив.
— Я уже знаю, что она всех знает.
— Вы пишете что-нибудь сейчас, Эдуар? — спросила вежливая дюшесса.
— Всегда… Это мой хлеб.
— Над чем именно вы сейчас работаете?
«Вольва», смахивающая на «ситроэн», приятно пахла новой кожей сидений — автомобиль был новенький, дюшесса специально приобрела его, чтобы выезжать с Рыжим. На вопросы дюшессы, такие же приличные и умеренные, как «Вольва», не следовало обижаться. За неделю до этого дюшесса уже задавала мне их. Она задавала мне их же в каждую встречу. Мои ответы, очевидно, легко, без затруднений проходили сквозь ее пустую и светлую голову. Входили, я предполагаю, в лоб над ее большими, как у антилопы, шоколадными глазами с пленкой подрисованных черным век, ходящих по их поверхности, и… свободно выходили сзади, через благопристойный шиньон шоколадных же, но с краснотой (цвет шкафа в квартире моей мамы в Харькове) волос. «Великолепная женщина, дюшесса», — подумал я и решил ее чуть-чуть припугнуть. Из хулиганства.
— В настоящее время я просматриваю перевод моей книги, романа о профессиональном садисте. Книга выйдет в издательстве Рамсэй.
— Сади?..
— Садист, Адриана, — тот, кто получает удовольствие от чужих страданий. Гы-гы… Мы должны с тобой попробовать… Я привяжу тебя к кровати и плеткой — взы! взы! — Рыжий довольно загыгыкал в недельного возраста рыжую бороду и даже отпустил руль. Мы свернули с Бастилии на рю Сент-Антуан. Ну и маршрут он избрал.
— Егор… — Дюшесса проглотила слюну. Я не могу знать, что они делают в постели, но предполагаю, что дюшесса нормальнейшая женщина, и какие-либо усложнения секса способны испугать ее, и только. Новшества не должны нравиться этой вполне консервативной даме. — Нельзя говорить такие вещи… — Дюшесса стеснительно оглянулась на меня.
— Эдик свой человек… — Поглядев на меня в зеркало, Рыжий бросил мне по-русски: — Боится, блядь такая, что шкурку испорчу… Га-га-га!
Несмотря на то, что Рыжий никогда не пропускает возможности продемонстрировать свою грубость по отношению к дюшессе и даже подчеркнуть, что он ее использует, я уверен, что Рыжий по-своему любит свою дюшессу. Раз в полгода они обязательно ссорятся «навсегда», не встречаются, он грозится забрать у «Адрианихи» часть своих картин (часть картин куплена ею, часть подарена им), но странная пара — бывший советский матрос и дюшесса — существует вот уже несколько лет и не распадается. Может быть, каждый из них был мечтой партнера?
Дюшессу не выбить из ее вежливости.
— И ваша работа, надеюсь, продвигается успешно?
Она вновь приветливо обернулась ко мне. Ни тени иронии во взгляде. Париж, темный, холодный за окнами «Вольвы», неприветливый Париж ноября бежал, летел, мазал нас по лицам.
— Моя работа продвигается… — я решил перейти на роботическо-машинный, приветливый язык дюшессы, — …продвигается очень успешно. Недавно я подвергся фотографированию в костюме садиста с голой девушкой и двумя голыми девушками в качестве жертв…
— Га-га-га… Нельзя ли и мне подвергнуться фотографированию в таком обществе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56