На человеке были черные плотные матросские брюки, такая же кепка и бушлат. Поверх всего на человеке был надет красный передник с инициалами ресторана. Генрих впервые увидел все детали одежды человека, хотя проходил мимо него очень часто и раньше, прогуливаясь по Парижу. Но теперь мир для Генриха освещался — был необыкновенно иллюминирован тем, что у него оставалось необыкновенно мало времени. Мало жизни. Как воды на самом донышке забытого на огне чайника.
«Собственно, что же происходит, — подумал Генрих. — Прожить сорок пять лет на земле не так уж плохо. В прежние времена, до существования современной медицины, люди были счастливы, дотянув и до тридцати. Современная медицина не может спасти Супермена, подарив ему хотя бы несколько лет счастливой жизни с девчонкой Алис — где-нибудь поблизости от теплого моря, но она спасает миллионы от эпидемий, например…» Правда, Генриху от этого было не легче.
Перейдя на рю де Лувр и пересекши по ней рю де Риволи, Генрих стал спускаться к Сене, подальше от людей, огней, мигающих на елках, от шума. Слева от него знаменитый собор, названия которого Генрих не знал («И не узнаю», — подумал он), загрохотал внезапно своими колоколами, потом курантами. Одиннадцать часов утра. С этого собора, повествует легенда, ударили в набат гугеноты, объявляя о начале Варфоломеевской ночи… Почти 500 лет тому назад… Бедные гугеноты… Супермен поежился.
Генрих не знал, что ему думать. Состояние его сейчас, когда боль исчезла, вытесненная эффектом морфия, было приятным. Между тем ему, очевидно, следовало горевать, может быть, быть в отчаянии. А он не был в отчаянии… Генрих был способен спокойно размышлять и к сорока пяти годам полностью научился контролировать свои эмоции. В сорок пять лет он стал тем, кем хотел стать, — железным человеком, сверхчеловеком. Сейчас бы ему применить свою волю в этом мире — он был уверен, что мог бы добиться чего угодно, даже президентства в какой-нибудь шальной латиноамериканской республике, — и вот пожалуйста — дурацкие, невидимые клетки выродились почему-то, переродились, и сегодня пришла первая боль… Супермен знал, что она придет, подготовил себя к ней, и всё же…
Отель «Пимодан» не имел даже мемориальной доски с именем Бодлера. Для французской нации это было непростительно. Отель назывался почему-то по-иному, чем его назвала мадам Ричардсон, — «Отель Лозэн», по имени шевалье де Лозэна, известного донжуана середины XVII века.
Генрих стучал и звонил около двадцати минут и совсем было уже собрался уходить, подумав, что проснувшаяся Алиска испугается его отсутствия, как вдруг дверь в воротах, отеля отворилась, и седой человек с физиономией алкоголика недоверчиво уставился на Генриха.
Да, подтвердил человек, и Шарль Бодлер и Теофиль Готье жили здесь. Сейчас же дом принадлежит муниципалитету города Парижа и служит для увеселения наиболее важных гостей города. Нет, увидеть комнаты, где жил Бодлер, так вот сразу — нельзя, но разрешение на осмотр дома мсье может попытаться получить от генерального директора изящных искусств города Парижа — рю Франсуа Мирон, 14.
Человек закрыл дверь. Он даже не был разозлен настойчивостью мсье Супермена. Генрих пожалел, что у него не было с собой «беретты». Добиваться же официального разрешения у мсье генерального директора изящных искусств у Генриха не оставалось времени. Генрих хорошо знал французскую бюрократию — разрешение придет, когда мсье Генрих, может быть, уже не будет в нем нуждаться. Если «там», в том мире, не существует бюрократии, возможно, мсье Супермен пообщается с мсье Бодлером лично.
Сунув руки в карманы плаща, Генрих заторопился обратно. Земные дела и заботы ждали его. «До скорого, Шарль!» — с улыбкой прошептал Супермен, посмотрев на отель «Пимодан» еще раз. Высоко с крыши отеля вдруг спланировала на Генриха птица. Чайка. Почти альбатрос.
52
«Банк Насиональ де Пари» напротив Сен-Жермен де Пари они грабили нагло, с вызовом. Генрих отправлялся туда, предвкушая большое удовольствие: он и Алиска были одеты в лучшие свои тряпки — черный костюм на Супермене, плащ расстегнут, белая рубашка освещает слегка осунувшееся лицо, галстук черный. На девчонке была небрежно наброшена шубка из какого-то пушистого серого меха — подарок Супермена. Ни Генрих, ни Алиска понятия не имели, что это за мех, шубка им понравилась и стоила очень дорого, потому Супермен и купил ее девчонке. А когда дитя заикнулось было, что ее панк-сознание не позволяет ей надеть буржуазные меха, Генрих коротко объяснил ей, что в их случае меха приобретают совершенно иное значение. Мех, за который они платили деньгами, добытыми с пистолетом в руках, не может быть буржуазным.
Они приехали на такси. Эта была Алискина идея, и Супермен поддержал идею. Они приехали на рю Гозлин. Папа с дочкой вышли, Генрих заплатил шоферу и дал ему еще сто франков, чтобы он подождал богатых иностранцев пятьдесять минут, пока они посетят модный магазин на бульваре Сен-Жермен. Рю Гозлин находилась как раз за «Банк Насиональ де Пари», и часть витрины банка почти выходила на рю Гозлин, но закрыта была решетчатыми пластиковыми шторами.
Охранника у «Банк Насиональ де Пари» на бульваре Сен-Жермен, да еще в таком оживленном месте — напротив Сен-Жермен де Пари, не было. Во всяком случае, никто не стоял, замерзая, в униформе у стены банка. Возможно, некто, вооруженный, был внутри, посему Генрих, решительно войдя в помещение и придержав дверь для Алис, подошел к одному прилавку, Алис подошла к другому. Прилавки были разделены блоком стены, и Генрих крикнул, пытаясь придать своему голосу как можно более свирепые интонации:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83