У него, конечно же, был отвратительный характер, это обнаружилось сразу. С угрожающим клекотом повернулся он к незваным гостям, вторгшимся в его комнату и включившим свет. Голый ниже пояса, крепкоклювый и коротконогий, сидел он на клетке, стоящей посередине совершенно пустой комнаты. Только художественно-изобразительные припасы, бумаги и картоны были свалены по углам.
— Вава, бандит! — приветствовала животное Алис. — Опять выщипал хвост, сумасшедший?
Вава соскочил на пол тяжело, как курица или фазан, и пошел по старому паркету, царапая его когтями, к Генриху. Генрих, с улыбкой глядя на птицу, стоял и ждал.
— Эй, Супермен, — дернула его Алис. — Если это животное клюнет тебя даже через туфель, будешь долго хромать… Пойдем?
Сопровождаемые агрессивным клекотом попугая, они, попятившись, выключили за собой свет и вышли из комнаты.
— Вава! Вава! — закричал попугай в темноте. — Бонжур!
— Вот глупая птица, никак не может научиться говорить «До свидания». — Алис засмеялась. В полусумраке коридора Супермен остановил внезапно Алиску и осторожно обнял ее. И поцеловал несколько раз в шею. От Алиски на него пахнуло теплом, и Супермен понял вдруг, что ему почему-то холодно. Знобит его.
— Ты чего, Генри? — недоуменно спросила почувствовавшая его озноб девчонка. — Заболел?
— Может быть, — согласился Супермен. — Не обращай внимания. Пойдем к людям.
56
В самой угловой комнате, также полупустой, за исключением отодвинутого к окну большого мольберта, шкафа с четырьмя ящиками, нескольких пальм и низкого-низкого стола, было уже человек двадцать детей. Впрочем, детьми, может быть, были только девочки. Их юноши оказались, к облегчению Супермена, старше, чем он ожидал. Некоторым, очевидно, было около 25 лет. Да и девочки казались постарше Алиски.
Дети сидели и лежали вокруг большого стола с закусками и бутылками. Сидели на матах, матрасах и матрасиках, подушках и пуфах. Ни одного стула не было в комнате. Несколько юношей сидели прямо на полу у стены в ряд и преспокойно пили виски из большой бутыли, не усложняя процесс ни льдом, ни содой. Две девочки танцевали на месте, стоя друг перед другом. За Пальмами у стены лежала пара, по-видимому, девочка и мальчик, их черные тряпочки перепутались, и не то целовались, не то делали любовь.
— Bon soir a tous! — сказала всем Алис и, показав на Генриха, сообщила: — Это Генри!
Их появление приветствовалось с большим или меньшим энтузиазмом. Парни у стены помахали руками, несколько девочек и мальчиков подошли и поздоровались, поцеловались с Алис и представились Генри, впрочем, как обычно, имен Генрих не запомнил. Через минуту некоторое оживление, вызванное их приходом, улеглось, и все занялись опять своими делами — слушанием музыки, потоптыванием в такт тяжелым башмаком по квадратному метру пола, беседой с соседом.
«Никто не знает, как ты должен проводить последние дни своей жизни, — подумал Генрих. — Может быть, именно сидя среди детей и постукивая ногою о пол в такт музыке. А почему нет? Лучше, чем видеть перепуганные глаза докторов и медсестер…»
Ему предложили виски, очевидно, среди этой компании было cool пить именно виски. Супермен взял предложенный ему бокал, но, когда Моник отошла, поставил его на пол рядом с матрасом, на котором он и Алис восседали, деля его с еще несколькими гостями. Лучше не пить, решил Супермен. Ближе к концу, предупредил его в свое время доктор Милтон, Генриха будет рвать даже от воды. «Если у кого-нибудь из детей окажется трава или гашиш, Супермен с удовольствием покурит, — решил Генрих. — Подставим свои легкие и убережем желудок… Ебаный желудок — может быть, он протянет на 30 секунд дольше…»
— Общайся, Генри, — сказала ему девчонка и, подавая пример, встала и устремилась к сгущающейся толпе. Генрих тоже встал и вышел в соседнюю комнату.
Все комнаты в доме, как видно, были связаны одна с другой и составляли анфиладу. В соседней комнате трое — два мальчика и очень высокая и очень худая девочка — занимались тем, что палили в мишень из спортивного мелкокалиберного пистолета. Мишень была приколота к стене, и, отойдя к противоположной стене комнаты, к зеркалу с камином, дети, приняв угрожающую позу, целились в мишень.
Некоторое время Супермен наблюдал за детьми. Стреляли они плохо, и, как часто бывает, мальчики стреляли хуже, чем девочка. Девчонке хотя бы удавалось попасть иной раз в красный кружочек пятерки. В шестерку, несмотря на небольшое расстояние до мишени, не попал никто.
— Можно мне? — Генрих воспользовался тем, что все трое рассматривали в этот момент мишень. Они пользовались одной мишенью, и теперь спорили, чья пуля задела чуть-чуть самый центр — шестерку.
— Почему нет? — Один из юношей дал Генриху револьвер. Спортивный, он был куда тяжелее суперменовской «беретты».
— Я — Генрих, — представился Супермен стрелкам.
— Пьер, — отозвался мальчик, передавший Генриху револьвер. — Это Ясмин, — сказал он, указывая на худую великаншу.
— Ален, — представился второй мальчик.
Генрих повесил новую мишень, но не там, где она была, а на другую стену. Так повесил, чтобы, открыв другие двери — ведущие в коридор, увеличить расстояние еще и на ширину коридора. Взял револьвер, положил с десяток свинцовых патрончиков в карман, открыл двери и вышел в коридор.
Первый же кусочек свинца продырявил саму цифру шесть. Все остальные Генрих положил в пределах нескольких миллиметров, только один раз чуть соскользнув в красное поле пятерки. Все это заняло, может быть, минуту. Генрих вернулся в комнату, закрыл за собой створчатые двери и отдал револьвер мальчику, назвавшемуся Пьером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83