Прошло еще время, и колокольню украсили снаружи фигурами и барельефами, которых прежние строители не предусматривали.
В барельефах нижнего яруса скульптор Нанни ди Банко, согласуясь в сюжетах с Писанием и легендами, дошедшими из глубокой древности, показал постепенное возвышение человеческого рода из бедности и невежества. Рядом с изобретателем литья Тувалкаином и придумавшим музыкальные инструменты Юбалом поместился Дедал как первый механик. За его спиной видны крылья, по преданию, изготовленные из дерева и воска; тут же находится отвес и наугольник – барельеф обыкновенно называют Механикой или Искусством летать. Лоренцо ди Креди, обучавшийся вместе с Леонардо, рассматривая однажды Дедала с его инструментами, спросил своего товарища, с какой целью тот внимательно наблюдает за птицами. Леонардо ответил:
– Кажется, мне заранее предопределено ими заняться. Когда я лежал в колыбели, то видел сон, будто бы с неба слетел коршун, открыл мне хвостом рот и несколько раз ударил по губам. Посмотри, – Леонардо повернулся спиной и, проделывая суставами плеч вращательные движения, коснулся ладонью спины между лопатками, – если сюда прикрепить крылья, то, научившись летать, я не буду отличаться среди небесных ангелов. Тем более не имею бороды, как этот Дедал.
Сын флорентийского ювелира, Лоренцо ди Креди, при слабом телосложении обладал еще и душою пугливой и впечатлительной.
– Дедал умертвил обучавшегося у него племянника за то, что тот изобрел более совершенные инструменты, – сказал он трепещущим голосом.
Леонардо поднялся со ступенек, сидя на которых они разговаривали, откинулся плечами и спиною назад, но затем сгорбился и простер перед собою руки, и пальцы его скрючились и повисли, подобные когтям хищной птицы. Удачно подражая движениям и голосам животных, он издал звук, сходный с шипением коршуна.
– Зависть, – сказал Леонардо, выдохнув воздух с силою, – ужасная вещь: и коршун является ее примером: убедившись, что птенцы, оставшиеся в гнезде, становятся красивее родителей, он их пинает и оставляет без еды, чтобы умерли. Хотя, – добавил Леонардо с озабоченностью, – многие на это возражают, говоря, что коршун так поступает, видя птенцов слишком жирными, поскольку излишняя тяжесть препятствует полету на высоте.
Что касается Лоренцо ди Креди, то некоторые люди, если к кому прилепятся, норовят полностью воспринять чужую форму. Правда, Лоренцо от рождения прихрамывал, а роста был невысокого, и возле него Леонардо выглядел Геркулесом или еще каким-нибудь древним силачом. Также не умел Лоренцо хорошо подражать манерам и разговору приятеля, не обладая необходимой язвительностью и остроумием. Зато, обучаясь совместно, Лоренцо ди Креди настолько успешно перенимал достижения Леонардо в искусстве, что в этом смысле тот приобрел как бы другую тень, и многие путали их ученические произведения, отличавшиеся, если говорить о Лоренцо, только большею робостью, довлевшей наряду с миролюбием в его душе над другими качествами. Но одновременно, хотя Леонардо не упускал случая использовать свою сообразительность для нападения или насмешки, воспитанный в набожности и благочестии Лоренцо не мог согласиться с известными издевательскими суждениями относительно священнослужителей, которые его приятель охотно повторял, еще разукрашивая своим остроумием. А ведь в этом Леонардо мало чем отличался от большинства молодых людей в испачканной краскою или алебастром одежде и деревянных башмаках, которых всегда можно видеть в тех местах Флоренции, где находятся наиболее выдающиеся произведения скульптуры или живописи. И когда они впиваются взглядом в какую-нибудь сцену из св. истории или в прекрасное изображение Девы с младенцем или чего-нибудь еще, относящегося к религии, словно бы настойчиво вопрошая, как это сделано, не благочестие отражается на их лицах, но любопытство, тщеславие и благородная зависть. Леонардо тут вместе с другими, только его невозможно застать в грязной одежде или в растоптанной обуви, поскольку на людях он показывается не иначе как обутый в сапоги из светлой кожи с отвернутыми голенищами, так что видна подкладка, еще более светлая и мягкая; и все это – длинные вьющиеся волосы, красивое лицо и одежда – выглядит само по себе как изумительное превосходно задуманное произведение искусства.
Дольше, чем в других местах, Леонардо – а с ним его тень в виде Лоренцо ди Креди или еще кого из прилепившихся, – оставался рассматривать живопись в церкви св. Духа, в капелле, расписанной Томмазо из Паникале, прозванным Мазолино, и его учеником Томмазо из Валь д'Арно, которого называли Мазаччо, что значит Мазилище: таким причудливым и даже издевательским способом флорентийцы показывали уважение и страх, испытываемый ими при виде могучего дарования последнего. Мазаччо прожил всего двадцать семь лет; но если при совместной работе ученику удалось настолько переделать своего учителя Мазолино, что тот стал, можно сказать, плясать под его дудку, такая деятельность, продлись она дольше, имела бы неисчислимые следствия и многие способные люди лишились бы возможности своеобразно проявить себя, стертые кистью, двигающейся как могучий Левиафан в морской пучине.
Хотя пейзаж в «Грехопадении», поместившемся на правом пилоне при входе в капеллу, написан без малейшего тщания, представляется достоверным, что в не имеющей предела глубине тонет влажная листва деревьев; здесь не видно тверди небесной, поскольку она затуманена испарениями, правда, сомнительно, чтобы райские сады располагались в сырой заболоченной местности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154