На какое-то время небо перекрывает склонившееся над ним лицо Брианны. Сейчас он мог вызвать в памяти ее лицо, пряди трепещущих на ветру каштановых волос, ярко-красную лыжную шапочку, гладкую кожу лба с хмурой ложбинкой между бровей. От ужаса ее большой, чувственный рот некрасиво изогнут, глаза широко распахнуты, по щекам бегут слезы и капают ему на лицо. Она плачет, и тяжело дышит, и снова и снова умоляет его, чтобы все обошлось.
Как будто от него тут что-то зависело.
И потом появились фельдшеры. Никто из них не плакал, не задыхался и ни о чем не умолял его. Но они тоже хмурились, перенося его в спасательные сани.
После того как он оказался в больнице, Алан и Бобби навещали его дважды. Большую часть времени они улыбались фальшивыми улыбками, громко подбадривали его фальшивыми восклицаниями и бормотали фальшивые банальности типа того, что всегда есть надежда. И старались побыстрее сбежать.
Брианны он не видел ни разу. На протяжении долгих часов в тишине он много думал о ней: представлял себе ее улыбающееся лицо, легкий смех, непосредственность и то, с какой нерассуждающей легкостью она принимает все, что с ней происходит. Он отчаянно хотел, чтобы она пришла и хотя бы на время осветила мрак его нынешнего существования.
Но она не приходила, и теперь он знал, что этого не произойдет никогда. Брианна была помешана на всем, связанном с времяпровождением на свежем воздухе, – спорт, прогулки, яркий солнечный свет.
У такой девушки нет времени для калеки.
В дверь постучали.
– Мистер Рейми?
Мужской голос, незнакомый. Шея у Рейми работала; он мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это. Но не стал этого делать.
– Доктор, лаборант или капеллан? – отрывисто спросил он.
Впрочем, какое это имело значение? Никто из них не может помочь ему. Имело значение лишь то, что это снова не Брианна.
Ответа не последовало. Он услышал мягкие шаги, и потом на фоне потолка перед ним возникло лицо. Уже немолодой человек, судя по морщинам и проседи в черных волосах. Где-то под пятьдесят, скорее всего.
Надо же, пятьдесят, и живет себе, никаких проблем. Останься у Рейми хоть немного эмоциональной энергии, он бы возненавидел этого человека.
– Мистер Рейми, меня зовут Джейкоб Фарадей, – сказал человек. – Я из «Скай-Лайт Интернэшнл».
«Скай-Лайт Интернэшнл»: частная компания, успешно осваивающая Солнечную систему по контракту с Советом Пятисот. В одном из прослушанных Рейми курсов политэкономии кратко упоминалось о ней, но воспоминания остались весьма смутные.
– Хотите произвести на меня впечатление? – спросил он.
– Я здесь не для того, чтобы производить впечатление, – мягко ответил Фарадей. – Я здесь для того, чтобы обсудить с вами некоторые возможности.
Рейми фыркнул:
– Забудьте об этом.
– Забыть о чем? – спросил Фарадей.
– О ваших так называемых возможностях, – отрезал Рейми. – Я смотрю новости. Вы хотите использовать меня в качестве… как бы это выразиться… Подопытного кролика, да. Забудьте об этом. Я не собираюсь провести остаток дней где-нибудь в лаборатории, опутанный проводами, глядя, как вы что-то выкачиваете из моего мозга.
– Понятно. – Фарадей кивнул. – Выходит, у вас другие планы?
Гнев вспыхнул и растаял, словно пыль в озере.
– Уходите, – пробормотал он. – Считайте, что у вас ничего не вышло. О’кей?
– Я разговаривал с вашими докторами, – небрежно сказал Фарадей, словно речь шла о погоде. Он явно не хотел признавать, что у него ничего не вышло. – Они настроены весьма оптимистично в отношении ваших шансов на будущее.
– О, неужели? С какими именно докторами вы разговаривали? Мои говорят, что я калека. – Впервые со времени аварии Рейми вслух произнес это слово. Звучало ужасно. – Я парализован от шеи до самого низа. Нельзя ничего ни исправить, ни трансплантировать, ни нарастить заново – слишком много повреждений.
– Существует нейропротезирование, – заметил Фарадей. – В этой области достигнуты большие успехи.
Рейми отвернулся. Нейропротезирование. Шишки, выпирающие из шеи, которые позволят ему кое-как передвигаться наподобие чудовища Франкенштейна и после нескольких месяцев практики брать в руку ложку. Но и тогда нет никакой гарантии, что он окажется способен попасть ею в рот.
А осязание восстановится ровно в той мере, чтобы он мог почувствовать, если наступит на разбитое стекло или сунет руку в кипяток. Он навсегда будет как бы завернут в сантиметровый слой бархата.
Навсегда. Эти удивительные ночи, которые он провел с Брианной, а перед ней с Тиффани, а перед ней с Джейн, – ничего подобного он не испытает больше никогда.
Никогда.
– На самом деле я пришел сюда вовсе не для того, чтобы предлагать вам работу модели для тестирования, – сказал Фарадей. – Я пришел узнать, хотите ли вы использовать шанс снова обрести жизнь.
– И что вы возьмете в обмен на это чудо? – проворчал Рейми. – Мою бессмертную душу?
– Нет, – ответил Фарадей. – Всего лишь ваше смертное тело.
Рейми повернул голову, собираясь испепелить его взглядом.
Однако Фарадей не улыбался, не усмехался, не издевался. Этот человек был убийственно серьезен.
Если только не был попросту безумен.
– О чем вы толкуете? – настороженно спросил Рейми. Ни один мускул не дрогнул на лице его собеседника, но у Рейми внезапно возникло впечатление, что тот решил, будто добился своего. Каковы бы ни были его цели, он вообразил, что нашел простака. Пленил аудиторию. И когда жалость к себе и досада в какой-то степени сменились любопытством, Рейми внезапно понял, что лицо Фарадея ему знакомо. Очень знакомо…
– Скажите, мистер Рейми, – спросил Фарадей, – чем вы собирались заниматься по окончании колледжа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124