- громовым голосом спрашивал Сороко-
пудов.
- Дорога...
- Ну, тогда чего же? - он продолжал итти дальше.
Никишка не отставал. Отсчитав сто шагов, Сорокопудов снова останавли-
вался и повторял:
- Тебе дорога советская власть?
- Дорога, - совсем упавшим голосом отвечал Никишка.
- Ну, тогда чего же... утром запрягай, - и снова шел.
У самых ворот коммуны Никишка спохватился, видя наблюдающих за этой
сценой ребят, надел шапку и, приосанившись, тихо пошел обратно.
- Смотри, дядя Никифор, брось раздумье, а то я тебе еще кое что подс-
читаю!
Никишка ускорял шаг.
- Тебе для спекуляции кое что осталось - смотри, браток!
Никишка пошел на рысях.
- Ой, какого об'ездил! - всплеснула руками Анюта, и глаза ее с инте-
ресом обратились к Сорокопудову.
- Ну, не мешает поужинать... Ну-ка, сдоба! - обратился он к Насте.
Все посмотрели на него, насупившись. Слишком далеко вторгается этот
человек в жизнь коммуны. Но это не Дедюлин, этого не вытащишь за ноги.
- Ну и кряжи у вас! Здесь не только три тысячи пудов, здесь десять
тысяч излишков! Под суд, под суд вас всех, к чортовой матери! Чего вы
смотрели? Ну ладно, дело поправимое. Я уж дал телеграмму, чтоб встречали
красный обоз. Я всем на вас указывал: смотрите, коммуна все излишки от-
дала. Я всех извозчиков в Лесоватке мобилизовал. Давайте, ребята, гармо-
нистов созовем. Песни разучим. Как в'езжаем в какое село - песняка. Да-
вайте частушек хлебных насочиняем!.. Ну-ка, ты говорят, гармонист!
Алексей нахмурился.
- У меня гармонь сломана...
- И-и, неужели? Что ж ты раньше не сказал! Да я бы теперь уж ее поп-
равил! Я же гармонии когда-то делал!
Алексей чуть не заплакал с досады и стыда: гармонь была в совершенной
исправности.
И вот хмурые, против собственной воли, все восемь кашеедов сидят и
поют:

Мужики, бросай гадать,
Надо лошадь запрягать.
Посмотри, мы всем селом
Государству хлеб везем.

Сорокопудов буйно дирижирует, и рыжая голова его пылает на восходящем
месяце.

*

Все коммунары стояли растерянные, улыбающиеся. Утро - свежее, с ве-
терком и росой - играло на их лицах. Рыжий хватался за живот и покаты-
вался со смеху.
- Черти, за кого ж вы меня приняли? Ха-ха-ха! А я смотрю: что они
частушки, как в церкви поют, на похоронный лад! А им хлеба жалко!
- Да нет...
- Ну, какое там...
- Ладно, ладно, я сразу догадался. Ну чудаки! Вы уж думали, я все де-
ло вам завалил, в гроб вогнал, ограбил... Ух ты, мол, рыжий чорт, вот
этим бы вальком от плуга бы тебе по темени... Верно? Верно, ведь?!
- Да что ты...
- Ну как же ты...
- Ах вы, черти, молокососы! Вам воспитания нехватает! Поняли теперь,
в чем дело? Я вам расцвет сделаю! Сколько вы потеряли - по спекулятивным
ценам - четыреста рублей? Так. Считаем. А вот приезжаем мы завтра на
станцию и я заявляю: "Коммуна отдала все! Поддержим коммуну!" Враз -
местный комсомол организует субботник. И один день работы железнодорож-
ных мастерских покрывает к чортовой матери убыток! Покупай чего хотите:
коров - коров, лошадей лошадей! А затем шефство... Да мы трактора
добьемся, чорт возьми! Во, брат! И вам радость и государству торжество!
Энтузиазм масс не учли, кашееды...
- Ладно, ладно, не сердись, - улыбается сконфуженная Настя.
Да и все сконфузились.
Алексею хочется расцеловать рыжего. Такой он лохматый, приятный,
свой...
По селам, по деревням ехал обоз. Впереди на пяти подводах сидели го-
лосистые девки, гармонисты, балалаечники. Настя, Паша, Катерина и Анютка
пели звонче всех.
Алексей растягивал гармонь.

*

Не прошло недели после красного обоза, как снова примчался на тряской
двухколесной таратайке рыжий Сорокопудов.
- Братцы мои! Я снова за хлебом. Дело-то какое! Оказывается, в нашем
округе правый уклон практику проделал. Указали уменьшенные контрольные
цифры. Вдвое, втрое! Выясняется и большая площадь засева и больший уро-
жай! Я проверял планы в уезде, так в вашей Жуковке скрыто от обложения
не больше не меньше как сотенки десятин! Неудобью, пустошью числилась!
Показано было, что у вас по двенадцать сажен на едока в поле, а их пят-
надцать. Я это дело разберу!
Анютка подошла к нему и попросила взять ее в помощницы.
- Идет. Записывать будешь. Писать умеешь?
- Умею.
- А стрелять умеешь?
- Плохо...
- Пойдем, научу... А то как бы нам где-нибудь по темечку обухом не
стукнули.
Анюткино воинственное сердце ликовало. Они пошли к оврагу. Сорокопу-
дов взял газету, сложил вчетверо и красным карандашом нарисовал сердце.
- Ну, давай палить! - Он вынул маузер. - Учись.
Звонкая пуля жадно влепилась в сердце.
Анютка уцепила револьвер. Длинный нос его никак не хотел глядеть пря-
мо, клонился в землю.
- Не годишься ты для маузера, - сокрушенно заключил рыжий, - отстре-
лишь себе большой палец ноги.
Рука Анютки не подошла и к нагану. Тогда Сорокопудов полез за голени-
ще, вынул браунинг второй номер. Анютка выстрелила. Пуля зарылась в тра-
ву. Рыжий совсем опечалился и полез в боковой карман кожаной куртки. Ма-
ленький браунинг совсем был незаметен в его широкой руке.
- Ну, уж если этот не по тебе, тогда ты в помощники не годишься.
Анютка целилась со всем вниманием. Выстрел попал в цель - левый край
сердца дрогнул от пули. Сорокопудов пришел в восторг, и Анютка для его
радости повторила несколько раз свою удачу. Все сердце было расстреляно.
- А в человека все равно не попадешь.
- Почему? - задорно тряхнула головой Анютка.
- Женская рука дрогнет.
- Становись - увидишь!
1 2 3 4 5 6 7