Делал он это смеясь и улыбаясь. Вороной белоногий конек с озорным взглядом удивительно соответствовал всаднику - тоже веселый и задорный. Он лихо брал препятствия и радостно ржал, оглядываясь по сторонам. Словно говорил: посмотрите, вот мы какие, молодые, удалые.
Ребята смотрели на все раскрыв рты, а на мальчишку - с завистью. И смотри-ка, какой конь ему доверен.
Самостоятельный парнишка. Вот бы жить в коммуне!
Познакомились с председателем. Им оказался безусый парень в вышитой рубашке с расстегнутым воротом по фамилии Колобков. Приземистый, плотный, подвижной, он все показывал и все объяснял, посмеиваясь и похохатывая.
Маленькие, глубоко посаженные глазки, словно изюминки, хитровато поблескивали на его округлом лице.
- Прежде хутор принадлежал женскому монастырю, жили здесь монахини святые, пили сливки густые. Нежили на перинах пухлые телеса да славили рай на небесах. Ну а теперь мы, сельская молодежь, показываем пример, как можно, честно трудясь, устроить хорошую жизнь на земле!
- Рай для безбожников?
- Так точно! Только в наш рай одни грешники попадают, кто за безбожные дела, кто за непочтение. Вон посмотрите на нашего юного наездника Прошку. Был у попа в батрачонках. И взбунтовался - прямо в церкви с амвона вышел и говорит народу: "Все попы эксплуататоры, и служить я им не хочу!" И ушел от попа, а мы сироту приютили.
Отец его, буденновец, под Перекопом погиб. Осталась от него на память шапка. Видали, как в ней Прошка гарцует? Объезжает коней для Красной Армии. И сам к боевой жизни готовится. Весь в отца.
Председатель, кругленький как колобок, быстро шел впереди.
- На девушку, что телят поит, вы не обратили внимания? Тихая такая, ласковая. А ее собственные родители чуть не убили. Припрятали они кулацкий хлеб, а она это дело раскрыла. Взяли мы ее в коммуну. Такая не подведет.
Для нее Советская власть дороже всего. Все мы - красная молодежь, хвалился Колобков, - многие ребята и девчата покинули родные села, родителей и собрались вместе, чтобы показать, как нужно вести хозяйство на советской земле. Работать так, чтобы с каждого гектара давать стране как можно больше хлеба, мяса, молока, меда, всех благ земных. А прежде здесь монахини все больше мак сеяли. Целые поля. Из недозрелых головок, говорят, дурман настаивали. Опиум для народа. Вот как!
Среди коммунаров были даже две бывшие монашки.
Эти молодые девушки-сироты воспитывались в монастыре послушницами. Они рассказали, как прислуживали богатым монахиням из купеческого да дворянского звания.
Как получали от них пощечины. И жаловаться не могли.
Даже после революции долго еще была сильна власть игуменьи, правила она, как при крепостном праве.
Теперь обе девушки комсомолки. Живут и трудятся наравне со всеми, а прежняя жизнь в монастырской неволе только снится им в страшных снах.
Все это было очень интересно.
В беседке с цветными стеклами, где когда-то распивали чаи с вареньями важные монахини, комсомольцы устроили пионерам угощение.
Тут же на пчельнике, расположенном в саду, молодые пчеловоды, сняв крышу с одного улья, достали рамы, полные душистого меда, и подали к столу. Кто не едал свежего сотового меда, тому и объяснить трудно, какое это приятное занятие. А ребята из пионерского лагеря испытали это удовольствие!
Во время угощения Колобков все рассказывал о преимуществах коммуны.
Ребятам так все это понравилось, что захотелось тут, в коммуне, и остаться, объезжать коней, выращивать телят, сеять поля подсолнухов, ну и, конечно, есть сотовый мед и запивать молоком.
Но Иван Кузьмич подбавил в это медовое настроение ложку дегтю.
- Да уж у Советской власти вы любимчики, что и говорить! - сказал он с усмешкой.
Ребята давно заметили, что старый рабочий будто недоволен хорошей жизнью коммуны, что-то все крякает, поеживается, бородку свою калининскую теребит.
- Уж конечно, на то мы комсомол, - улыбнулся Колобков, - мы для Советской власти, как для матери родной, что велит, то и сделаем. Вот подсказали нам новую культуру внедрить - подсолнухи, - видали, какое у нас поле цветет? Красота!
- Ну, а сердце вам не подсказывает, что в окружающих деревнях-то еще неурядица да темнота?
- Так мы же показываем пример, как можно жить культурно!
- Хорош пример. Бросили отцов-матерей, бросили сестренок-братишек, ушли здоровенные парни и девки в Монашки и горя не знают - медом губы мажут, молоком споласкивают!
- Во-первых, мы называемся коммуна "Красный луч", а не хутор Монашки! обиделся Колобков. - А во-вторых, монашки прохлаждались, а мы в поте лица трудимся!
- Нет, вы - монашки, советские монашки! - настаивал на своем упрямый Калиныч. Пионеров бросило в краску. Им было стыдно за упрямого старика. Рубинчика так и подмывало вскочить и при всех разоблачить сговор Калиныча с самогонщиком Еграшей.
Но в это время вожатый Федя поднялся и сказал:
- Наш старший товарищ, по-моему, прав. Вам, комсомольцам, к его критике надо прислушаться. Пока вы здесь молоком и медом упиваетесь, там без вас кулаки деревню самогоном заливают. Молодежь без комсомольцев не может с ними бороться. Религиозный дурман процветает. Попы не велят идти в колхозы, грозят: кто вступит, у того детей не крестить, невест не венчать и прочее...
Нужны боевые, комсомольские дела... Вам нужно пойти в деревни, организовать молодежь, помочь везде создать колхозы.
- А не отгораживаться от народа в своем благополучии! - стукнул кулаком по столу Калиныч. - Не имеете вы права, как любимчики Советской власти, пирожки есть, когда народ за черный хлеб борется!
Тут подскочил один комсомолец и кричит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23