- Рыбой? Ну, наша не такая - наша колхозных поросят жрет. Вылезает из болот, пап - и только ее и видели!
- Это сказки, - разгорячился Петя, - вы лучше мне скажите, откуда у вас взялось шесть ног?
- Шесть ног? Ты шутишь, парень!
- Надоели мне эти шутки! Шесть ног под тулупом, я сам видел!
- А-а, - протянул дедушка, - это ж луна играет, обыкновенно, лунные блики.
- Какие блики? - вскричал Петя, - да вы что, нарочно мне голову морочите?
- Ох, тише, тише, - застонал дед, - у меня живот болит, будто в нем турусы на колесах катают.
Петя дал ему двойную порцию горькой соли из походной аптечки.
- Ах, это соль, - прищурился дед, - так я ее завтра с кашей съем.
- Это же лечебная, а не простая.
- Ничего, нам сойдет, - невозмутимо ответил дед Савохин.
ДО ЧЕГО ДОВОДЯТ ФРИКАДЕЛЬКИ
От всей этой путаницы у Пети разболелась голова, он с трудом заснул и проснулся поздно.
За окном послышалась песня. Пели ее девчата, идущие куда-то с граблями на плечах. Мотив был игривый, насмешливый. "Не про меня ли сочинили?" встрепенулся Петя. Нет, в частушках упоминался председатель. Заинтересовал Петю необыкновенный припев, под который хотелось приплясывать:
Фрикадельки,
Фрикадельки,
Фрикаделечки мои!
- Девушки, девчата, постойте, - закричал Петя, высовываясь из окна.
Завидев его, певуньи бросились врассыпную.
Он задумчиво пошел вдоль улицы к гумнам, напевая про себя: "Фрикадельки, фрикадельки..."
Потом подумал: "Надо найти Машу. Захотела, наверное, свежей травки и забежала за гумны на лужок..."
Петя стал заглядывать за сараи, за плетни и тут увидел здоровенную лохматую собаку, занятую такой же, как он, разведкой.
Испугавшись за крольчиху, Петя цыкнул:
- Пошла прочь! В сараях дичь не водится. Поискала бы лучше выдру в болоте. Ту самую, которая таскает поросят!
- Где эта выдра водится, мы знаем, а вот где водятся фрикадельки? послышалось над ним, словно из громкоговорителя.
Но это ему не показалось. Эту фразу произнес высокий, тощий, похожий на Дон Кихота старик в болотных сапогах, с ружьем за плечами, с ягдташем и патронташем.
По всему виду - охотник. Он спрятался за сарай, хоронясь от ветра, чтобы раскурить трубку.
- Фрикадельки? И вы тоже?.. - заикаясь, спросил его Петя.
- Да вот, собрался.
- Пообедать?
- При чем тут обед?
- Да ведь это же из меню!
- Как то есть изменю? Нет, уже если решено - изменять не будем, а будем выполнять. Вот только не знаю, где искать их... Разную редкую дичь стрелял: вальдшнепов, кроншнепов, гаршнепов, даже туруханов. А вот этих кет. Может, они так по-научному называются?
Верткие, ловкие, на длинных ножках, с ошейничками из разноцветных перьев... Ну именно - фрикадельки!
- С ошейничками? На длинных ножках? - чуть не расхохотался Петя. Ничего подобного. Они маленькие, кругленькие и плавают в супе. Мясные шарики!
Собака, слушавшая этот разговор, улыбнулась, а охотник нахмурился и сказал:
- Э-э, парень, брось шутить. Ты мне шарики не вкручивай.
- Да почему они вам на ум взбрели - эти фрикадельки?
- А потому, что я колхозный егерь. Моя обязанность доставлять правлению стреляную дичь. За невыполнение плана по фрикаделькам меня председатель из колхоза выгонит.
- Удивительный самодур! - воскликнул Петя.
- Обыкновенный, как и полагается, - ответил егерь, раскуривая трубочку. - У каждого должна быть своя прихоть.
- Странные у вас понятия!
- Чего же тут странного? У каждого свои. У вас комсомольские, у меня егерские.
- И вы ради служения начальству готовы все прихоти сносить?
- А как же - барской прихотью холоп живет. Барину угодить, свою ручку позолотить - исстари известно.
До революции я этим жил. Вот тогда были самодуры так самодуры! Служил я, например, барину Лесоватову. Кривой был да подслеповатый, а имел причуду считать себя сверхметким стрелком. И чтобы его прихоти угодить, приспособился я, стоя за его спиной, палить с ним одновременно. Так что звуки наших выстрелов в один звук сливались. Ба-бах! Барин мимо, а я точно. Дичь наземь, а кто сшиб, поди угадай. Похваляется барин. И чтобы гости его меткости верили, заставляет меня в одиночку по целям бить. Гости-охотники тарелочки подкидывают, а я, конечно, мажу. Подделываюсь для смеху.
- - Ловко это у вас получалось!
- Да уж куда ловчей. Когда этот барин разорился, я к здешнему, Куролепову, перешел. У этого была прихоть на мелкую, деликатную дичь. Ему, бывало, подавай к столу бекасов, вальдшнепов, перепелок. А дикую утку, которой тут была пропасть, для себя стреляй... Сшибу ему парочку бекасов он и рад. А себе уток целый ворох набью и - в город на базар... Патроны господские, снаряжение тоже... Эх, была жизнь!
Егерь даже зажмурился от приятного воспоминания, поглаживая длинную бороду.
- Значит, вам революция была ни к чему? - спросил Петя.
- И не говори, парень, обескуражила меня революция.
Всех господ как ветром сдуло. А без них егерскому сословию делать нечего. Ну, думаю, Афанасий, будешь ты лычком подпоясан. Комиссары пошли да председатели, эти все из народа, сами стреляют, кому что хочется, и без всяких прихотей. Совсем думал пропадать, ан нет, вижу, кое-что обратно заводится... Значит, мы еще поживем! - хитро подмигнул егерь озадаченному Пете.
Таких типов вожатый еще не встречал и с удивлением рассматривал этот осколок старого мира, чудом сохранившийся в здешней глуши, как в заповеднике. Вся охотничья сбруя его, начиная с ружья и кончая болотными сапогами, была весьма обветшалой. Ягдташ чиненый, сапоги залатанные, а двустволка с громоздкими старинными курками была скреплена проволокой. Стрельнуть из нее не каждый бы решился.
- Ну, а здешний председатель - разве он из бывших господ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24