К вечеру часы, тяжелые, еще сыроватые, лежали поверх карты, разложенной на столе начальника штаба. Плотник лежал на снегу у командного блиндажа. Он заледенел, весь покрылся сверкающей звенящей коркой, как броней, при полной луне каждая льдинка в волосах его сверкала, а замерзшие глаза были открыты. Бойцы подошли и не решились накрыть его серой шинелью: казалось, он смотрит на далекое небо, на звезды...
- Рисунок точно совпадает с изъянами на карте, смотрите. - Начальник штаба подал лупу командующему. - Вот холм, которого нет на нашей карте, вот излучина, сделанная искусственно...
- Удивительно, как это он сумел нарисовать, - сказал командующий, внимательно разглядывая картину на крышке часов.
- А ведь он был когда-то не то гравером, не то учеником гравера...
На золоте резкими скупыми штрихами изображался холм, летящие над рекой птицы, самолет в виде сломанного креста с двумя витками пламени, два стога и бегущие от них фигурки людей. Скрещенные стрелки указывали север и юг.
- Точная работа, - сказал командующий. - Это про Плотника говорили, что у него какие-то необыкновенные именные часы?
- Да, эти часы ему подарил Ворошилов.
Командующий посмотрел картинку, изображающую спасение Вороны.
- Любопытно.
Начальник штаба печально улыбнулся:
- Плотник был шутник. Эту картинку на именных часах он изобразил сам.
Улыбка пробежала и по лицу командующего:
- А молодец! - Он еще раз подержал на ладони часы, разглядывая последний рисунок Плотника. - Нашел все-таки способ доставить свое разведдонесение...
И оба задумались, стараясь представить себе, как и при каких обстоятельствах экипаж воздушного разведчика выполнил свой долг.
- Так вот, - сказал генерал после минуты молчания, - приказываю: разбомбить замаскированный мост за час до начала атаки. Представить экипаж комсомольцев к награде посмертно!
- А именные часы? - спросил начальник штаба.
- Отправьте в авиачасть. Они должны храниться вместе со знаменем, вечно, как талисман полка.
КАРЕЛИНКА
Если нужно было поразить далекую, еле видимую цель, никто не мог сделать это лучше молодого снайпера нашей роты - Евгения Карелина, а попросту - Жени.
Это он снял с одного выстрела "фрица с длинными глазами" фашистского наблюдателя, который разглядывал Ленинград, устроившись на маковке заводской трубы. Фашист так и свалился в трубу, только стекла бинокля сверкнули...
Женя умел выбирать цель и днем и ночью. И позиции находил в самых неожиданных местах: то затаится в болоте и снимет немецкого наблюдателя; то заберется на вершину заводской трубы, избитой снарядами до того, что она вот-вот рухнет, и выцелит оттуда офицера, вышедшего из блиндажа прогуляться по свежему воздуху.
- Здорово у тебя получается! - завидовали иные бойцы.
А Карелин отвечал:
- По науке. Я траекторию учитываю. Могу попасть даже в невидимого фрица.
И аккуратно протирал кусочком замши стекло оптического прицела. Винтовку он берег и холил, как скрипку. Носил ее в чехле. Когда Женя выходил на снайперскую охоту, его охранял автоматчик. Берегли у нас знатного снайпера.
Напарника ему дали надежного, уроженца Сибири, по фамилии Прошин.
Командир сказал ему:
- Сам погибай, а снайпера сохраняй!
- Будьте надежны! - ответил Прошин.
И охранял на совесть. При выходе снайпера первым выползал вперед и оберегал выбранную Карелиным позицию, а при уходе прикрывал с тыла.
Однажды он сказал Карелину:
- Молодой ты, Женя, а хитрый: сколько прикончил фрицев, а сам жив остаешься. Наверное, жизнь свою очень любишь.
- Люблю, - не смутившись, ответил Карелин. - Жизнь мне очень нужна. Длинная-длинная, до седых волос...
- Это зачем же такая?
- Я должен за свою жизнь вывести под Ленинградом грушу-дюшес "карелинку" и виноград "северный карелинский". Друзьям детства обещал, когда еще пионером был.
- Ага, - догадался Прошин, - так это ты для того у командира отпуска зарабатываешь, чтобы с лопатой в Летнем саду повозиться? Знаю. Наши солдаты видели тебя у мраморных фигур.
- Нет, это я не для того. Чтобы спасти от обстрела мраморные статуи, ленинградцы решили их закопать в землю. А мы их опавшими листьями укрывали, чтобы землей не поцарапать.
- Ишь ты, какой заботливый! - сказал Прошин, по-отечески обняв Женю за плечи. - Ничего, не бывать врагу в городе. По его улицам Ленин ходил... Здесь нам каждый камень дорог.
Подружились они крепко и за время обороны Ленинграда врагов поубивали немало.
Наступил день прорыва блокады. Бойцы чувствовали подготовку нашего удара и ожидали его, как праздника.
Пехотинцам ставилась задача: с первого броска достигнуть вражеских артиллерийских позиций.
После ураганной артиллерийской подготовки, в которой приняли участие и грозные броненосцы, стоящие на Неве, бросилась вперед наша пехота.
Обгоняя товарищей, неслись на лыжах Карелин и Прошин.
Жене хотелось во что бы то ни стало достигнуть первым артиллерийских позиций на Вороньей горе. Там стояли батареи тяжелых орудий, которые вели обстрел Ленинграда.
Вот с ними-то и хотел Женя посчитаться.
Он знал тут все ходы и выходы. По долинке ручья, по канавке, окружающей старинный парк, незаметный в белом халате, проскользнул он в парк, а за ним и Прошин, также на лыжах.
И только они выбрались на опушку - увидели, как из мелкого кустарника поднимаются к небу стволы орудий, выше деревьев.
Лафеты их передвигались по кругу, громоздкие, как тендеры паровозов. Замки орудий открывались, как дверцы паровозных топок.
Эти дальнобойные пушки недавно прибыли с заводов Круппа, из глубины Германии. Гитлер хвастался, что разрушит Ленинград при помощи этих стальных чудовищ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62