пробеги по ней босиком, приляг, поваляйся.
Но горе обманутым! Под тонким травяным покровом скрывалась бездонная трясина, наполненная липкой тиной. Провалишься - и поминай как звали.
Почему на болоте стрельба? Кто-то просит помощи, наверное? Надо узнать, что случилось!
А случилось там вот что.
Девчонки в поисках самой лучшей, самой сочной ежевики вышли к берегам болота и вдруг увидели в Волчьей пасти немецкий самолет. Вернее, один хвост его, торчавший вверх. Самолет как ткнулся, так и пошел носом вниз в трясину. Наверное, фашистские летчики приняли болото за ровную лужайку и, беды не зная, спланировали на нее. То ли моторы у них забарахлили, а может быть, подбили их в пути.
И вот, смотрят девчонки - на хвосте лепятся немецкие летчики и пассажиры. Вначале показалось смешно. Большие такие дяденьки, в мундирах, при оружии, а трусятся, как зайчишки на коряге, застигнутые половодьем.
А потом обеспокоились девочки: засосет ведь их в болото. Жалко им стало - погибнут люди мучительной смертью.
Лесная, партизанская детвора - народ сообразительный. Перешептались девчонки и решили немцев в плен взять и привести в лагерь, как Ленька Фюнфкиндера. То-то будет диво!
Девчонки в поисках ягод не раз рисковали лазить по трясинам, знали, как зайти и как выбраться. Быстро сплели из ивовых прутьев две пары болотных лыж. Интересные такие - для рук и для ног, чтобы ползать на четвереньках, тогда не опасно. И вот Манечка - она была всему делу заводиловкой - тронулась на выручку.
На всякий случай белый платочек на прутик повязала, как парламентер, размахивает им и смеется. И подружки, из кустов выглядывая, хихикают.
- Маня! Манечка, ты им по-немецки спой. Песенку. А то испугаются "рус партизан". Палить начнут. Пой, Манечка!
И Манечка, подойдя поближе, запела, как выучил Фюнфкиндер:
- "О танненбаум, о танненбаум"...
И весело подружкам и страшно за Манечку. Все же- к фашистам идет...
Правда, немцы разные бывают, а вдруг эти не такие, как Фюнфкиндер. Ну, да зачем же им убивать Манечку, если она их выручать хочет?.. Маленькая, не тронут...
А главное - по-ихнему говорить может: и "данке зер", и "гутен таг", и все такое... Объяснит, что вреда им не будет, спасутся, если будут выползать по одному, без оружия...
Манечка поет - а немцы молчат. Тревожно что-то стало девчонкам, затаились, глядят. Не звери же они. Звери и те детей не трогают. Только бешеные волки... Манечка - ничего, идет себе бесстрашно. Ближе, ближе...
Вдруг как грянет стрельба. Так она и повалилась, Манечка. Закричали девчонки, как подраненные, и бросились бежать. Вот тут и наткнулись на них партизаны.
Чернее тучи пришли они в лагерь. А Власыч весь белый стал... Увидел это Фюнфкиндер, и сердце у него сжалось, дыхание перехватило.
Когда узналось - плач поднялся в лагере ужасный. Плакали по Манечке все. Даже Ленька, презиравший слезы.
Держался только Фролов.
- Такое преступление не может пройти безнаказанно. Сейчас мы устроим суд, товарищи, - сказал он.
Выбрали заседателей от всех поколений - от девчонок и мальчишек, от стариков и старух, и представителем от немецких солдат - Фюнфкиндера. Объяснили ему это и засели.
Председателем сам Фролов. Выступил, рассказал, каким тяжким воинским преступлением является убийство парламентера. Он все уставы знал.
Потом предоставил слово свидетелям. Рассказали очевидцы, как дело было, как убили фашистские военные чины русскую девочку Манечку, шедшую вызволить их из трясины.
Все это растолковывали Фюнфкиндеру. И он понимал. Красными пятнами покрывалось лицо его, на лбу вздувались синие жилы. Когда все было выяснено, Фролов обвел глазами заседателей и спросил:
- Какого наказания заслуживают фашистские военные преступники?
Молчат люди, на Фюнфкиндера смотрят. Пусть немец первым скажет, о его нации речь идет. Власыч стукнул его но плечу жесткой ладонью и, заглядывая в глаза, сказал:
- Ну, высказывайся по совести, немец. Запишем твое ценное мнение. Все подпишемся и протокол суда самому Гитлеру пошлем, фашистскому командованию. Пусть знают, что судим мы, партизаны, судом праведным. Вот как. И ты, как имеющий чин и звание в немецкой армии, своей подписью это засвидетельствуешь. Чтобы знали, что трибунал наш был международным!
Говорит, а сам автомат сжимает так, что белеют пальцы. Как же - ведь Манечка-то не чужая ему была, внучка.
Молчал Фюнфкиндер, потупя глаза.
Примолкли и заседатели и все люди и затаив дыхание ждали, что промолвит немец.
- Ну, - вставая, спросил Фролов, - что же ты скажешь, Фюнфкиндер, от имени трудящихся немцев, одетых в военные шинели? Какой должен быть приговор убийцам детей, военным преступникам, стреляющим в парламентеров, спрашиваю) тебя окончательно? А чтобы воля твоя была свободна, даем тебе партизанскую святую клятву, что при любом мнении волос не упадет с головы твоей. Суди по чистой совести, представитель немецких солдат!
Сказал так, и только ветер пронесся по камышам. И стало тихо-тихо. Поднял глаза Фюнфкиндер, посмотрел на небо, на землю, обвел взглядом людей и промолвил какие-то страшные слова побелевшими губами. Потом перевел по-русски:
- Смерть им! Смерть!
Взял перо, поставил свою подпись под бумагой, подул на нее, как на горячую, отошел в сторону и заплакал.
Зашумели, зашептались женщины, отвернулись старики. А Власыч вдруг подскочил к Фюнфкиндеру, обнял за плечи и закричал в ухо:
- Ну чего ты, чего? Не реви, дура! Боишься, что детей своих осудил на смерть? Как узнается в Германии твое мнение, так забьют их гитлеровцы в гестапо? Чудак ты! Мы же не сейчас протокол суда пошлем, а после войны. В международный трибунал представим, вот куда, понял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62