Все стало хорошо, и теперь пришло время покушать праздничной пищи отварного рису, посыпанного тертой сушеной рыбой.
Когда все сели в кружок, мужчины и женщины, старшие и младшие, Миэку сказала с восторгом:
- За этот час я отдала бы всю остальную жизнь на фабрике.
- О, не вспоминай о ней! - воскликнула Окику. - Пусть этот дурной сон не вернется. О, если бы кто знал, как больно дерется плетка надсмотрщика и трость инженера и как холодна вода, которой отливают упавшую у станка от слабости! О, если бы ты знала, наша бедная мать, ты бы нас не рожала...
- Молчи, молчи, сестренка, не печаль брата.
- О сестры, я был везде, и я все знаю. Я знаю, почему японский шелк самый дешевый в мире, - говорил Дэнсай, доставая из-за голенища вторую ложку, чем немало насмешил сестренок.
Быстро рассветало. И туман уже стал испаряться, разбегаясь легкими тенями в разные стороны. И вдруг в разгар скромного семейного пиршества на дороге, ведущей к дому, что-то странно зафыркало, зачавкало, заплескалось по канавам, как огромное пресмыкающееся.
Все перестали есть и вопросительно посмотрели друг на Друга.
Дэнсай высунулся в створку меж раздвижных стенок и увидел, что по узкой дороге к дому едет американский открытый автомобиль "виллис". Он все время соскальзывает в канавы. Но шофер включает передние и задние колеса, и машина прыгает вперед, как огромная зеленая лягушка. Ее зажженные фары светятся в тумане, как два желтых глаза.
"Куда они прутся, разве не видят, что заблудились!" - подумал Дэнсай с неприязнью.
Он свесил ноги с пола, приподнятого над землей, и, всунув ноги в русские солдатские сапоги, шагнул вниз, на улицу. 3а ним высыпали из домика отец, мать, обе сестренки и жена брата. Было даже удивительно, сколько вмещал людей маленький домик с раздвижными стенками.
В машине сидели два американца в военной форме и один японец в европейском костюме, с портфелем в руках. Оба американца были здоровые, молодые и упитанные. Из-под рубах, заправленных в брюки, выпирали их сытые, округлые спины. Из засученных рукавов торчали круглые руки. На ремнях тяжело висели пистолеты.
Оба американца улыбались, поглядывая на многочисленное семейство Китидзо, как будто всем и каждому привезли подарки.
Тот, что правил машиной, затормозил на самом краю рисового поля и подмигнул Дэнсаю - вот, мол, как я умею.
А другой вышел из машины, шагнув прямо через борт.
Японский господин в европейском костюме и в очках с золоченой оправой осторожно, как кот, боящийся росы, вышел вслед за ним.
Вид у всех был такой, словно они сюда и приехали.
"Вы, наверное, заблудились, господа?" - хотел уже спросить Дэнсай, с трудом подбирая фразу на английском языке. Но слова, которые он знал по солдатскому разговорнику, не подходили для такого случая. Парень смутился. И тут началось удивительное.
- Это дом господина Китидзо, крестьянина? - спросил японец, взглянув на старика.
- Да, это мой дом.
- Очень хорошо, - сказал американец по-японски так, что никто его не понял. - Добрый вечер, приятная погода. - Он оскалил золотые зубы и похлопал старика по плечу.
А шофер выпрыгнул из машины и, не заглушив мотора, стал разминать ноги и, подойдя к Дзнсаю, спросил:
- Стащил сапоги с убитого русского, приятель? Хорошие сапоги. Хочешь меняться? Давай на что-нибудь.
- Как поживаете, крестьянин Китидзо-сан? - спросил японский господин, не глядя на старика, а роясь в раскрытом портфеле. - Как поживают ваши жена и дети?
- Спасибо, хорошо поживают моя жена и дети...
- Окику-сан и Миэку-сан, если не ошибаюсь? - Господин поправил очки в золоченой оправе и оглядел всех, ища дочерей крестьянина.
И что случилось с ними! Девочки стояли, прижавшись друг к другу, и так дрожали, как будто две вишенки, на которые внезапно подул страшный северный ветер. Дэнсай хотел спросить, что с ними, но в это время господин вынул из портфеля золоченую бумагу с императорским гербом и сказал:
- Очень хорошо. Я за ними приехал. Вот, узнаете ли вы контракт за вашей подписью?
Китидзо кивнул головой.
- По этому контракту они еще не отработали три года и должны вернуться на фабрику.
- Как - на фабрику? Но ведь она закрылась! - воскликнули сестры обе сразу.
- Закрылась и снова открылась.
- Но ведь хозяин обанкротился!
- Да, и продал ее американцам. Фабрика будет опять вырабатывать шелк для Америки, как и раньше. А ну, собирайтесь живо! - приказал он девушкам, оттесняя их от родителей. - Нам некогда ждать... Там на шоссе автобус полон таких, как вы. Мы довезем вас до него.
- Да, да, - сказал улыбающийся американец, - гоп сюда! - и указал на сиденье.
Все стояли недвижимы.
Японский господин нетерпеливо топнул ногой и хотел сказать что-то сердитое, но американцы опередили его. Тот, что правил машиной, в одну минуту схватил сестренок за шиворот, легко приподнял их от земли своими толстыми руками и швырнул в машину, как котят в железное ведро. Другой перешагнул прямо через борт машины на свое сиденье.
Его начальник еще раз улыбнулся семье Китидзо, похлопал еще раз старика по плечу и сказал:
- Вот и все. Прощайте. Хорошая погода... Добрый вечер... - и, не переставая улыбаться, сел в машину.
Японский господин уже сидел там, придерживая Окику и Миэку, валявшихся у него в ногах. Шофер включил скорости и, по-приятельски помахав Дэнсаю рукой, дал задний ход. Машина удалялась, пятясь задом. Шофер забыл погасить свет, и фары ее сверкали, уставившись на людей, как два страшных желтых глаза.
Китидзо, его жена и невестка стояли, прижав руки к груди, как молчаливые изваяния, изображающие беспомощность и горе.
Первым опомнился Дэнсай:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62