не извергала огонь, да и то потому, что это значило бы отнимать хлеб у придворных драконов.
Едва Гробулия появилась в ее опочивальне, принцесса Августа кинулась к ней.
– Склеппи, ты бросила меня, негодница! Все меня бросили!.. Если я вам надоела, так и скажите! И я уйду! Оставлю все и уйду в простом рубище и с мешком за плечами! – крикнула она со слезами на глазах.
Гробулия подавила зевок и выполнила на три такта церемонное придворное приветствие. Принцесса Августа грозилась уйти по два раза в неделю, но то ли рубище было не того фасона, то ли в мешок помещалось мало бриллиантов… Сказав еще пару фраз о своих невыносимых страданиях, Августа остановилась и позволила фрейлинам приступить к утреннему туалету. Пока одни обтирали лицо и шею принцессы губкой, другие – с чулками, корсетом и шуршащими юбками – терпеливо ожидали своей очереди.
У всех женщин царской фамилии лица были длинными, лбы низкими, а нижняя челюсть непропорционально тяжелой, точно они держали во рту камень. Придворные льстецы утверждали, что это лучшее доказательство чистоты крови – ведь прабабушкой принцесы по материнской линии была легендарная Амулия Великолепная, императрица Всех Царств. Злоязычное же простонародье находило более простое и правдоподобное объяснение. «Лошадиный сглаз, сосед! Нечего было на кентавров войной ходить – вот и домахались сабелькой. Семь поколений теперь весь род отдуваться будет».
Наконец, совсем уже одетая и готовая к приему, принцесса Августа села на высокий стул у зеркала. Почетной обязанностью Гробулии – чему завидовали все без исключения фрейлины – было расчесывать и укладывать принцессе волосы. Взяв деревянный гребень, все еще хмурая Склеппи решительно взялась за дело.
– Эй, что с тобой сегодня? Ты дернула меня за косы! – с возмущением воскликнула принцесса.
– С каких это пор жирные макароны, прилипшие к лысине, стали называться косами? – пробурчала Гробулия.
– Ты что-то сказала, Склеппи? – переспросила Августа.
– Я сказала: простите, Ваше Высочество! Я очень сожалею, что причинила вам неудобство. Мерси, пардон, ай эм сорри, их либе дих!
– Прекрати говорить эти слова, ненавижу черную магию! Ты сказала что-то другое! Я не глухая! – подозрительно сказала принцесса.
– Ваше Высочество, есть сколько угодно других фрейлин, которые лучше меня умеют укладывать волосы! Кроме того, это вообще можно сделать с помощью магии. Фенус бальзамус брадобреюс ; Эпиляторус тоталис или что-то в этом духе, – заявила Гробулия.
Одиннадцать фрейлин в ужасе притихли. Ох уж эта Склеппи! Разве кто-нибудь еще осмелился бы сказать это принцессе? Августа надулась.
– Но я хочу, чтобы меня расчесывала именно ты! Будешь отказываться – тебя бросят в медного быка, хоть ты и моя подруга. Так будешь расчесывать или нет? – топнув ногой, сказала она.
– Да сколько угодно буду! Но только ближе к вечеру. До обеда я ничего не соображаю… Это не мое астральное время! Сейчас моя карма на подзарядке, мозги в починке, а я сама в отключке, – заявила Гробулия.
Угроза принцессы бросить ее в раскаленного быка не произвела на нее впечатления. В Огненном Царстве темперамент почти у всех был соответственный, а характер пребывал где-то на отметке между «скверный» и «очень скверный». Зато и остывали все быстро.
– Не соображаешь ничего? Я давно это заметила. Но почему, Склеппи? – хихикнула принцесса.
– Просто надо ложиться не позже рассвета, а не бродить по дворцу! Тогда десять утра перестанет быть безумной ранью! – не удержавшись, наябедничала толстая фрейлина Эйда Сирос, удостоенная чести обувать принцессе правую туфельку. Гробулию она терпеть не могла, впрочем, та платила ей взаимностью.
Августа с любопытством уставилась на Склеппи.
– Это правда, что ты гуляешь по ночам?.. А, знаю: свидание! Какого бедного пажа ты охмуряла сегодня?.. Хи-хи… последний отвергнутый тобой осел вздумал заколоться кинжалом прямо у дверей моей спальни. Только почему-то решил, что сердце у него в ляжке, – хмыкнула принцесса.
Гробулия убито кивнула:
– Ах, Ваше Высочество! А что я могу поделать? У меня принцип такой: ни дня без разборки, ни ночи без свидания. Иногда я даже назначаю два или три. Просто так. Обожаю динамить мужиков. И еще люблю, когда они дерутся из-за меня – мечами, кулаками – неважно.
– Хм! – вкладывая в это хмыканье все негодование, возмутилась Эйда Сирос. Если бы хмыканьем можно было убить, Гробулия точно повалилась бы замертво.
– Не кипятись, Эйдочка! – сладко сказала Склеппи. – Я же не виновата, что у тебя было только одно свидание – с царским поваренком. Ясное дело, поваренок не явился. Потом оправдывался, что это все из-за старшего повара. Будто повар заставил его мешать в котле лапшу, чтобы она не слиплась. Да только, на мой взгляд, он не мешал лапшу, а вешал ее кое-кому на хорошенькие толстые ушки.
Принцесса Августа расхохоталась, зато Эйда покраснела до кончиков волос.
– Ложь! Наглая ложь плебейки! – крикнула она.
Принцесса Августа прищурилась. Она обожала стравливать своих фрейлин.
– Эй, Гробулия! Ты слышала? Тебя назвали плебейкой! Что ты об этом думаешь? – спросила она.
– Ничего не думаю! Видала я таких благородных! Кровь голубая, а сама синяя! – фыркнула Гробулия.
Эйда Сирос вспыхнула.
– Что ты понимаешь в благородстве, выскочка? Твой дед торговал гробами и просмоленными балахонами во время чумы – тогда и вылез в люди. Твой отец был просто жулик, который чудом избежал быка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15