Некоторое время он прислушивался к этому звуку, потом же понял, что это ребра, а, значит, скелет. У него внутри скелет. Эта мысль, в, общем, очевидная, никогда прежде не приходила ему. Нет, то, что у других есть скелеты, он отлично себе представлял, равно как и то, что другие умрут, но что это произойдет с ним... Это мысль поразила, испугала.
Он живо представил себе, как станет лежать в гробу, как станут ползать черви, как после останется от него один скелет с бочонком ребер, прикрепленных к позвоночнику. Вообразил он себе это очень красочно, и, представляя, знал, что все так и будет, но одновременно все в нем сопротивлялось смерти, не допускало, что умрет и исчезнет. Быть не может, что это произойдет именно с ним. Не сумев сдержать в себе этого ужасного чувства, он бросился на кухню и встретил там Полуяна, горячо втолковывавшего что-то сестре жены.
Та курила, слушала и щурилась от дыма.
- У меня скелет... Понимаешь, скелет и, значит, я тоже буду там лежать, крикнул Леванчук.
Полуян с досадой оглянулся на него:
- М-м-м... Где лежать?
- В гробу! Лежать и... и разлагаться!
Полуян погрозил ему пальцем:
- М-м-м... Не надо, ты лучше пей!
- Да не хочу я пить!
- М-м-м... Знаешь, иди-ка ты отсюда!
Леванчук повернулся и, задевая худыми запястьями за обои, пошел в комнату. Он поспел как раз в момент, когда Фридман - не пьяный и не трезвый, а скорее благородно остекленевший - прощался с матерью покойного.
- А, Игорек... Пошел уже?.. Как же теперь без Гриши? Как же? - мать, встав, неловким движением пригребла к себе Фридмана за затылок и стала с ним вместе раскачиваться, как прежде раскачивалась с покойником.
- Теперь вот иди, иди... - говорила она, не отпуская его.
- Да, пора уже... На работу завтра рано... Я вот что хотел: часы бы мне забрать... - сказал неловко Фридман.
- Какие часы?
- Позолоченные, "Seiko"...
Мать непонимающе заморгала и выпустила затылок Фридмана.
- Я давал Грише часы... тогда... весной... Увидел их на мне и загорелся. Вы же знаете, как он всегда загорался, - поспешно пояснил друг детства.
Мать молчала.
- Вон и Катя подтвердит, что это мои часы... Я бы ничего, но они почти тысячу двести... не рублей... - Фридман, испытывая жуткое неудобство, оглянулся на вдову.
Мать наконец поняла.
- Вот оно как... Нет уже твоих часов, - сказала она.
- Как нет? - растерялся Фридман.
- А куда ты смотрел, когда прощался?.. Куда? Знала я, что они твои? Я их уже после морга ему надела, чтоб не сняли... Ты сколько раз к гробу подходил? Завела я их еще...
Фридман покраснел. "Как это все нелепо. Эта смерть, мои слова и то, как мы себя ведем... Как нелепо! Как я нелеп!" - подумал он.
Он хотел уже отойти, как вдруг к нему боком подскочила раскрасневшаяся вдова. Видно было, что она выпила лишнего и душа просит ссоры.
- Что этот хочет? - задиристо спросила она у матери.
- Ничего, я так, - с тоской сказал Фридман.
- Часы ему... Позолоченные. Говорит, что его, - через голову друга детства сказала мать.
- Вот пристал со своими часами!.. Гад ползучий! Обокрали его!.. Про часы вспомнил... Что теперь: откапывать? Мы откопаем: только скажи! Не хочу, чтоб он в мерзких твоих часах! - вдова замахала руками, разжигаясь еще больше.
- Не надо! Да я разве о том... - пискнул Фридман, но его никто не услышал.
Вдова метнулась к двери, за которой на площадке курили мужчины.
- Слушайте меня, да перестаньте вы курить! - закричала она.
К ней удивленно повернулись.
- Есть тут мужчины? Мужчины есть? - снова крикнула она.
- Ну... Чего?
- Дайте кто-нибудь денег! Дайте этому денег за его часы! Он хочет, чтоб откапывала Гришунчика! Я такая: я пойду, я откопаю... Иди, иди, не прячься! -с ненавистью выкрикивала вдова и, вцепившись в рукав, вытаскивала на площадку Фридмана.
- Да не надо! Не надо мне ничего! У нее истерика, разве не видно! восклицал тот, выдергивая руку.
- Нет, надо! Надо откапывать! Не хочу быть должна такому... Всё бери! На! - вдова вдруг стала дергать обручальное кольцо. Кольцо застряло на костяшке, но она всё равно сдернула его и бросила. Кольцо запрыгало.
"Зачем? Зачем? Господи!" - обреченно мелькнуло у Фридмана.
- А ну иди сюда! И-иди! - Шкаликов - взбудораженный, громовержущий, хриплый - признак надвигающегося запоя - одной рукой пригреб его к себе за шкирку, а другой стал рыться у себя в карманах, комкая деньги и засовывая их другу детства за шкирку.
- Вот, еще вот... А черт... упало... подними...
- Да не надо мне ничего! - тонко крикнул Фридман и стал бросать деньги на пол, но его придержали и затолкали-таки бумажки за шиворот.
- Верни только! Убью!
- Вызывай лифт!
Толкая Фридмана в кабинку, Леванчук не удержался и дал ему по шее. При этом сам поскользнулся и упал. Шкаликов его поднял и оттащил. Лифт уехал.
Вскоре к шоссе, где можно было поймать такси, плача и размазывая слезы, шел страдающий Фридман в домашних тапках. И мерещилось ему, что слышит он, как тикают в гробу погребенные часы Seiko.
Тик-так... Тик-так...
2001

1 2 3 4 5 6