Вторая по величине звезда созвездия обозначается на картах Бета, или bScutum, но с легкой руки, или, точнее, с легкого языка моей мамы, мы все называем ее Веником. По яркости свечения, размерам и характеру излучений Веник похож на Солнце, и существует вероятность того, что хотя бы одна из восьми его планет может подойти для жизни человека.
На «Кашалоте» нас пятеро: мама, папа, мой старший брат Пельмень, младшая сестра Дискетка и я – Митрофан.
Разумеется, Пельмень и Дискетка – это прозвища, выдуманные мамой, настоящие имена моих брата и сестры Максим и Маша, но я уже так привык, что они Пельмень и Дискетка, что у меня просто в голове не укладывается, что их можно называть как-нибудь по-другому, и когда недавно мама случайно назвала брата Максимом, я долго думал, к кому это она обращается.
Кроме нас, на звездолете еще есть два робота – Репка и Коробок, но о них я расскажу особо.
У мамы с папой тоже есть свои прозвища. Мама была бы не мамой, если бы их не выдумала.
Папино прозвище – Морж. Он получил его по двум причинам: во-первых, из-за висячих, как у моржа, усов, которые, как он считает, очень ему идут; а во-вторых, из-за своей медлительности и обстоятельности, переходящей в занудливость.
Самый элементарный вопрос, например: «Ты не помнишь, какая гайка на пневмоприводе гиперускорителя, маленькая или большая?» – способен заставить папу задуматься чуть ли не на десять минут, после чего он начинает пространно рассуждать о гайках вообще, начиная с истории их изобретения и заканчивая философской ролью гайки в системе мироздания. Прослушав эту лекцию примерно в течение часа, вы внезапно понимаете, что о конкретной гайке на пневмоприводе Морж ухитрился не заикнуться ни разу.
Любимое занятие папы – играть в четырехмерные шахматы с Леликом. Лелик – наш бортовой компьютер, наделенный искусственным интеллектом. Папа и Лелик ухитряются играть одновременно по двадцать партий, и часть из них выигрывает папа, а часть – Лелик.
Мамино прозвище – Яичница – является единственным прозвищем, которое придумала не она сама. Сами понимаете, кому охота давать прозвища самим себе, другим – пожалуйста, но вот себе...
По какому случаю мама стала Яичницей, никто толком не помнит, может быть, из-за того, что яичница – ее фирменное утреннее блюдо, во всяком случае, было им до тех пор, пока у нас не забарахлил синтезатор продуктов. Мама вечно озабочена наведением порядка на «Кашалоте» и всякими хозяйственными вопросами.
Целыми днями она бегает по звездолету то с пылесосом, то со сковородкой и жалуется, что ничего не успевает. Порой она берется проверять наши уроки, горячится, называет нас оболтусами, но при этом вскоре обнаруживается, что и сама мама уже все забыла и путается в формулах и интегралах точно так же, как и мы. «Ну и что! – кричит мама, когда мы ей об этом говорим. – Вы сперва выучитесь, получите два высших образования, как я, а потом можете все забывать!»
Мне – двенадцать лет, Дискетке – пять, а Пельменю – четырнадцать. У Пельменя сейчас так называемый переходный возраст, который проявляется в том, что он тайком выдавливает прыщи и всем грубит. Про этот «переходный возраст» я вычитал в какой-то умной книжке и теперь дразню Пельменя не иначе, как «переходняк». Ну и злится же он, скажу я вам!
Дискетка, проказливая маленькая девчонка, любимица всей семьи. Так уж случилось, что половины букв она не выговаривает. В результате речь ее пестрит «лыбами», «лозами», «леками» и «плочими» перлами. Но «лыба» и «лека» – это еще ерунда. Больше всего мы веселимся, когда, ругаясь с нами – а ругаться и вообще выяснять отношения она обожает, – Дискетка говорит «дуляк!». Попробуй догадайся, что это «дурак!».
Кроме «р», она не выговаривает еще «ж», произнося вместо «ж» – «з». Это выходит еще забавнее. «Узе», «заль», «залуюсь» – то и дело проскакивают у нее в речи, а однажды мы хохотали часа три, когда Дискетка вместо «Я же не жужжу!» произнесла «Я зе не зуззу!».
Мы с Пельменем постоянно ссоримся, и хотя я младше, но стараюсь не оставаться в долгу. Яичницу это огорчает, и она часто говорит, что не знает, у кого хуже характер: у меня или у Пельменя. Я лично считаю, что у Пельменя, хотя он уверен, что у меня. Впрочем, иногда я даже с ним соглашаюсь, потому что приятно и в этом превосходить брата.
Наш «Кашалот» относится к классу малых исследовательских звездолетов. Он размером с двухэтажный дом, имеет внутреннюю площадь в четыреста квадратных метров и весит около пяти с половиной тонн. По вместимости «Кашалот» рассчитан на восемь членов экипажа, так что наша семья еще вполне может слегка увеличиться. Я лично не против: ужасно интересно, какие у меня еще будут братья и сестры.
Внутри звездолета располагаются моторный отсек, склад оборудования, кают-компания, родительская каюта, детская, наш с братом отсек, ремонтная мастерская и столовая. Уф, едва все перечислил!
В ремонтной мастерской роботы Репка и Коробок каждый день подзаряжают свои аккумуляторы. Должно быть, это ужасно скучно: сидеть по полчаса в день со штепселем в боку и ждать, пока зарядное устройство не начнет мигать зеленым, сигнализируя, что подзарядка закончена и штепсель можно вытаскивать. На самом деле, конечно, слово «штепсель» я употребил не совсем кстати, потому что куда больше это похоже на увеличенный процессорный разъем – «папу».
Я только что сказал, что подзаряжаться скучно, но мне пришло в голову, что поглощать пищу так, как это делаем мы, люди, – тоже занятие весьма нудное, так что в этом смысле нам тоже не везет.
1 2 3 4 5 6 7