Его, конечно, услышали и в Берлине, и в «Волчьем логове», но все это было так неожиданно, так невероятно, что не знали, что же предпринять. Все боялись доложить Гитлеру о происходящем. Он сам совершенно случайно, включив радиоприемник, услышал музыку и твердую поступь солдатских сапог. Фюрер сначала принял это за трансляцию о каком-то немецком торжестве, но, услышав русскую речь, команды на русском языке, понял, что происходит. Фюрер кинулся к телефону. Он понимал — ругать разведчиков и генштабистов не время, они ничего не успеют предпринять, поэтому позвонил сразу в штаб группы армий «Центр».
Услыхав голос телефониста, стараясь быть спокойным, чтоб не напугать отозвавшегося, сдержанно сказал:
— У телефона Гитлер, соедините меня с командиром ближайшей бомбардировочной эскадры,
Некоторое время Гитлер слышал в трубке только обрывки фраз, щелчки переключения на коммутаторах. В эти секунды в нем, будто переключаясь со скорости на скорость, разгорался гнев.
Взволнованный голос закричал в трубке:
— Где, где фюрер, я его не слышу!
— Я здесь, — сказал Гитлер. — Кто это?
— Командир двенадцатой бомбардировочной эскадры генерал…
— Вы осел, а не генерал. У вас под носом русские устроили парад, а вы спите, как свинья!
— Но погода, мой фюрер… она нелетная… снег…— Голос генерала прерывался.
— Хорошие летчики летают в любую погоду, и я докажу вам это. Дайте мне немедленно лучшего летчика вашей дивизии!
Лучшие летчики были где-то далеко, на полковых аэродромах, генерал, глядя на трубку, как на змею, поманил к себе офицера, случайно оказавшегося в кабинете. Офицер слышал, с кем говорил командир дивизии, лихо представился:
— Оберлейтенант Шранке у телефона!
Гитлер подавил гнев и заговорил очень ласково, он вообще разносил только высших военных начальников, а с боевыми офицерами среднего и младшего звена всегда был добр.
— Мой дорогой Шранке, вы уже не обер-лейтенант, вы капитан, и даже не капитан, а майор. У меня в руках Рыцарский крест — это ваша награда. Немедленно поднимайтесь в воздух и сбросьте бомбы на Красную площадь. Этой услуги я никогда не забуду!
— Немедленно вылетаю, мой фюрер! — воскликнул Шранке и побежал к выходу.
Услыхав потрескивание в трубке, командир дивизии поднес ее к уху — там звучал голос Гитлера:
— Генерал, генерал, куда вы пропали?
— Я здесь, мой фюрер, — сказал упавшим голосом генерал и тоскливо подумал: «Сейчас он меня разжалует». Но Гитлер понимал: сейчас главное — успеть разбомбить парад: времени для разжалования и нового назначения нет.
— Генерал, даю вам час для искупления вины. Немедленно вслед за рыцарем, которого я послал, вылетайте всем вашим соединением. Ведите его сами. Лично! Жду вашего рапорта после возвращения. Все.
Вновь испеченный майор Шранке через несколько минут был уже в воздухе. Он видел, как вслед за ним взлетали тройки других бомбардировщиков. Облачность была плотная, идти надо было по компасу и по расчету дальности. Он приказал штурману тщательно проделать все эти расчеты для точного выхода на цель.
…Шранке не долетел до Москвы, его самолет и еще двадцать пять бомбардировщиков были сбиты на дальних подступах, остальные повернули назад.
Стремясь к максимальной подлинности при описании событий, я дальше воспользуюсь рассказом очевидца, который не только присутствовал на том параде, но и описал его в газете тогда же, в ноябре 1941 года. Писатель Евгений Захарович Воробьев — мой старый добрый друг, я еще расспросил его с пристрастием о том параде, выясняя побольше деталей, и дополнил ими его ранее опубликованную газетную статью.
— Я был корреспондентом газеты Западного фронта «Красноармейская правда», — начал Евгений Захарович. — Корреспонденты других газет на этот раз собрались у левого крыла Мавзолея. На довоенных парадах здесь обычно стояли дипломаты, военные атташе. Теперь дипломатического корпуса на параде не было — посольства эвакуировались в Куйбышев. Мы стояли так близко, что я слышал, как Сталин, выйдя на балкон Мавзолея, где, видимо, ветер был сильнее, чем у нас внизу, сказал:
— А здорово поддувает…
И потом немного позже, радуясь непогоде, которая затрудняла нападение вражеской авиации, Сталин усмехнулся, когда снег пошел еще гуще, и сказал тем, кто стоял с ним рядом:
— Везет большевикам, бог им помогает…
Парад принимал С. М. Буденный, командовал парадом генерал-лейтенант П. А. Артемьев. Вопреки традиции сегодня произнес речь не тот, кто принимал парад, а Сталин. Именно в этот день он сказал запомнившиеся всем слова:
«Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!..»
На парад вышли курсанты военных училищ, полки дивизии особого назначения имени Дзержинского, Московский флотский экипаж.
А отдельные армейские батальоны были незаметно для противника введены в Москву только для участия в параде.
Вслед за частями и подразделениями, прибывшими с фронта, прошагал полк народного ополчения — разношерстное и пестрое войско. Полушубки, бушлаты, стеганые ватники, бекеши и шинели, иные шинели еще помнили Каховку и Царицын, Касторную и Перекоп… Сапоги, валенки, ботинки с обмотками… Шапки-ушанки, буденовки, треухи, картузы, кубанки, папахи… Винтовки вперемешку с карабинами, мало автоматов и совсем нет противотанковых ружей.
Надо признать, вид у бойцов народного ополчения был недостаточно молодцеватый, непарадный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181