Только невыносимые люди способны совершить невозможное.
Еще никто из торговцев не осмеливался так разговаривать со мной. Мы снова на миг превратились в маленьких мальчиков, и я громко рассмеялся ему в ответ. Отец Николя пришел в замешательство. Даже мои братья перестали перешептываться между собой. Один только Николя де Ленфен продолжал улыбаться с поистине парижским хладнокровием.

Как только все ушли, я взял красный бархатный плащ и замшевые сапоги и направился в комнату матери.
Она, как всегда, читала, одновременно медленными движениями расчесывая волосы. В просачивавшемся сквозь окно бледном солнечном свете я впервые заметил в них седину. Я пересказал ей слова Николя де Ленфена.
– Почему он назвал себя невыносимым? – спросил я. – Мне показалось, что он придавал этим словам какой-то особый смысл.
Мать в ответ рассмеялась.
– Да, в его словах действительно есть особый смысл. Он не пользуется уважением окружающих. – Она оторвалась от чтения и посмотрела на меня. – Тебе известно, что ему стремились дать образование и воспитать из него подобие аристократа. Так вот, еще в первом семестре, в самом начале своего обучения праву, он безумно влюбился в игру на скрипке и не мог уже думать ни о чем другом. Кажется, он тогда побывал на концерте какого-то виртуоза из Падуи, чья игра была столь восхитительной, что люди утверждали, будто он продал душу дьяволу. И тогда Николя бросил все и начал брать уроки у Вольфганга Моцарта. Он продал свои книги. Он играл и играл на скрипке и в конце концов провалился на экзаменах. Представляешь, он хочет стать музыкантом!
– И отец его, конечно же, вне себя?
– Естественно! Он даже вдребезги разбил инструмент, а ведь тебе известно, как относятся торговцы к любому дорогостоящему товару.
Я улыбнулся.
– Значит, Николя лишился своей скрипки?
– Нет, скрипка у него есть. Он тут же помчался в Клермон, продал там свои часы и купил новый инструмент. Этот юноша и в самом деле невыносим, но самое худшее состоит в том, что играет он действительно весьма неплохо.
– Ты слышала его игру?
Моя мать хорошо разбиралась в музыке. В Неаполе, где она выросла, музыка окружала ее повсюду. А я слышал лишь пение церковного хора да игру ярмарочных музыкантов.
– В воскресенье, когда я шла на мессу, он играл в своей комнате над магазином. Игру слышали все, кто проходил мимо, а его отец грозился переломать сыну руки.
При мысли о подобной жестокости я даже вскрикнул. Но рассказ матери чрезвычайно заинтересовал меня, и мне казалось, что я уже успел полюбить Николя, в первую очередь за его стремление поступать по-своему в столь нелегких обстоятельствах.
– Конечно же, ему никогда не удастся добиться успеха, – сказала мать.
– Почему?
– Ему слишком много лет. В двадцать лет поздно начинать обучение игре на скрипке. Хотя кто знает... Его игра по-своему великолепна. Быть может, он тоже когда-нибудь сумеет продать душу дьяволу.
Я рассмеялся, правда несколько натянуто. Все казалось мне таким странным и интересным.
– А почему бы тебе не отправиться в город и не познакомиться с этим молодым человеком поближе? – спросила она.
– Какого черта мне это нужно?
– Послушай, Лестат, твоим братьям это очень не понравится, а вот торговец будет вне себя от счастья. Еще бы! Его сын подружится с сыном маркиза!
– На мой взгляд, недостаточно веские причины.
– Он жил в Париже. – Она окинула меня долгим взглядом, потом вновь углубилась в чтение, время от времени медленно проводя рукой по волосам.
Я смотрел на нее, ненавидя в тот момент все книги на свете. Мне хотелось спросить ее о том, как она себя чувствует, сильно ли мучил ее сегодня кашель, но я не осмелился заговорить об этом
– Отправляйся в город и побеседуй с ним, Лестат, – не отрываясь от книги и не глядя на меня, повторила она.

4

Прошла неделя, прежде чем я принял решение отыскать Николя де Ленфена.
В красном бархатном, подбитом мехом плаще и замшевых сапогах на меху я шел по извилистой главной улице деревни по направлению к кабачку.
Магазин, принадлежавший отцу Николя, располагался как раз напротив кабачка, но Николя не было ни видно, ни слышно.
Денег моих едва хватило бы на стакан вина, и я не знал, как себя вести, когда хозяин с поклоном поставил передо мной целую бутылку своего лучшего вина.
Конечно же, все эти люди всегда относились ко мне с почтением, поскольку я был сыном землевладельца. Однако, после того как я уничтожил волков, ситуация изменилась. Как ни странно, я чувствовал себя еще более одиноким, чем прежде.
Едва я успел налить себе первый стакан, в проеме двери возникло яркое сияющее видение. Это был Николя.
Слава Богу, он был одет не так роскошно, как в прошлый раз, однако весь его внешний вид свидетельствовал о богатстве и благосостоянии. На нем были шелк, бархат и новая кожа.
Он раскраснелся, как от быстрого бега, растрепавшиеся волосы превратились в беспорядочную массу, а глаза сияли от возбуждения. Поклонившись, он подождал приглашения присоединиться ко мне за столом и лишь после этого заговорил:
– Расскажите, монсеньор, как же вам удалось уничтожить волков?
Сложив на столе руки, Николя не сводил с меня взгляда.
– А почему бы вам, монсеньор, не рассказать мне о том, как живется в Париже? – спросил в свою очередь я и тут же понял, что слова мои прозвучали как грубая насмешка. – Простите, – немедленно извинился я, – но мне и в самом деле очень хочется об этом узнать. Вы посещали занятия в университете? Вы действительно учились у Моцарта? Чем занимаются парижане? О чем они говорят? О чем думают?
Град вопросов заставил Николя тихо рассмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35