И только тут из множества образов, роившихся в моей голове, ярко высветился один, и я понял, что предметом, столь встревожившим и смутившим его, была гранитная статуя.
Мне стало ясно, что он понятия не имел ни о том, кого изображает эта скульптура, ни о том, как она попала в его коллекцию. Опасливо озираясь по сторонам, словно боясь, что кто-то все же скрывается рядом, он приблизился к статуе, потом обернулся, еще раз обвел комнату внимательным взглядом и вновь вытащил из кобуры оружие.
Он тщательно перебирал в уме все возможные версии. Был один торговец, которому хватило бы ума притащить сюда это и оставить потом дверь открытой. Однако, прежде чем ехать, он бы непременно позвонил.
Интересно, откуда она? Из Месопотамии? Или из Ассирии? Неожиданно, вопреки всем доводам здравого смысла, он протянул руку и погладил гранитную поверхность. Господи, какая великолепная вещь! Он был просто в восторге и потому вел себя глупо.
Ведь рядом мог оказаться кто-то из его врагов. Но, с другой стороны, с чего бы это гангстеру или федеральному агенту заявляться сюда с такими подарками?
Как бы то ни было, при виде столь совершенного произведения искусства он не испытывал ничего, кроме восхищения. Мне же по-прежнему не удавалось как следует рассмотреть статую. Чтобы лучше видеть, надо было снять очки с фиолетовыми стеклами, однако я не осмеливался даже пошевелиться, ибо мне нравилось видеть его восторг, едва ли не преклонение перед новым шедевром, ощущать его безграничное желание заполучить статую в свою коллекцию. Именно эта неуемная жажда обладания и привлекала меня в нем в первую очередь.
Он уже не мог думать ни о чем другом – только о прекрасно исполненной резьбе, о том, что, судя по определенным признакам, выполнена она не в древние времена, а относительно недавно, скорее всего в семнадцатом веке, что падший ангел изображен с удивительным мастерством и выглядит совсем как живой.
Падший ангел… Мой любитель искусства рассматривал его со всех сторон, ощупывал, гладил по лицу, волосам… разве что не вставал на цыпочки и не целовал камень. Черт побери, но я-то ничего толком не видел! И как он только мирится с такой темнотой! Впрочем, он стоял почти вплотную к статуе, в то время как я маялся футах в двадцати, зажатый между двумя святыми.
Наконец он включил одну из галогенных ламп, внешне напоминавшую охотящегося жука-богомола, и повернул ее тонкую металлическую лапку так» чтобы луч света упал на лицо ангела. Теперь мне отчетливо 6ыли видны оба профиля: и статуи, и… Потрясающе! Этот человек был охвачен истинной страстью и даже иногда тихо вскрикивал от вожделения. Его уже совершенно не интересовало, кто принес сюда это чудо, он простил неизвестному посетителю даже незапертую дверь и совершенно не вспоминал о возможной угрозе. Он вновь спрятал пистолет в кобуру, причем сделал это машинально, казалось даже не сознавая, что тот вообще был у него в руках, потом все же поднялся на цыпочки, пытаясь оказаться лицом к лицу с ужасным и устрашающе-грозным ангелом. Оперенные крылья! Не голые, как у рептилии, а оперенные! А лицо… Изображенное в классическом стиле, с четкими линиями и чуть удлиненным носом. И все же в обращенном ко мне в профиль лице присутствовала некая жестокость, я бы даже сказал – свирепость. И почему статуя черная? Быть может, это – святой Михаил, в праведном гневе низвергающий демонов в ад? Нет, волосы слишком густые и растрепанные. И потом… доспехи, нагрудник… И только в этот момент я разглядел самую важную деталь: козлиные ноги и копыта! Дьявол!
Я вновь содрогнулся. Совсем как у того существа, которое я видел! Нет, глупо даже думать об этом. Кроме того, я не ощущал близкого присутствия моего преследователя. Не было ни головокружения, ни дезориентации. Откровенно говоря, я даже не испытывал страха. Только дрожь в предвкушении ожидавшего меня впереди наслаждения – больше ничего.
Я застыл на месте. «Не спеши, – уговаривал я себя. – Обдумай все как следует. Ты наконец настиг свою жертву, а эта статуя не более чем совпадение, непредвиденная деталь, призванная усилить эмоциональную напряженность ситуации». Он направил свет еще одной лампы на статую. То, как он изучал ее, со стороны выглядело едва ли не эротично. Я не удержался от улыбки. Эротично выглядело и то, как я сам изучал свою будущую жертву – этого сорокасемилетнего мужчину, обладающего поистине юношеским здоровьем и хладнокровием опытного преступника. Напрочь позабыв о подстерегающей повсюду опасности, он сделал пару шагов назад и опять принялся рассматривать свое новое приобретение. Как оно здесь появилось? Кто мог принести сюда эту статую? Он понятия не имел даже" о том, сколько она может стоить. Разве что Дора?.. Нет, Доре она бы не понравилась. Дора… Сегодня вечером она разбила ему сердце, отказавшись принять подарок.
Настроение его резко упало. Ему не хотелось вспоминать о Доре и ее отповеди – дочь говорила, что он должен отказаться от своего бизнеса, что она больше не возьмет от него ни цента для своей церкви, что, несмотря ни на что, она любит его и будет страдать, если ему придется предстать перед судом, что она не желает брать этот плат.
О каком плате шла речь? Он тогда сказал, что это, конечно, подделка, однако лучшая из всех, какие ему доводилось видеть до сих пор. Плат… И вдруг все встало на свои места. Обрывки подслушанного разговора соединились в моем сознании с недавно промелькнувшей перед глазами деталью – висящим в рамке на дальней стене небольшим фрагментом ткани с изображенным на нем ликом Христа. Плат… Плат Вероники.
Всего лишь час назад он говорил Доре:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25