Я действительно думаю, что мы встретимся. На одной из картин, которая стала очень популярной (сейчас ее рисуют в увеличенном виде на стене), изображено сборище всех экипажей. В общем, что-то вроде вечеринки, только малость странноватой. Вернее, если честно, странной до обалдения. Некоторые из инопланетян выглядят ужасно непривычно. Я нарисую вам пару картинок, обещаю.
Есть еще одна вещь, которую я пока никому не скажу. А может, не скажу никогда. Про того типа, Сета, который мучил дядю Стэна. Мне кажется, когда я соединилась с “Теваке”, я убила его. Это было как во сне, когда ты чувствуешь, что находишься в чьей-то шкуре. Я была в теле Сета, а он был в маленькой пещерке, которая становилась все меньше и меньше, пока от нее не остался один пузырь вокруг лица. Это было ужасно. По крайней мере тогда мне .казалось, что это ужасно, зато потом я была рада. Надеюсь, больше он никого не сможет мучить. То ли я убила его, потому что подумала об этом, то ли “Теваке” сделала это за меня, не знаю. Но его так и не нашли, хотя люди обыскали все пещеры. Честно говоря, я просто стараюсь не думать об этом.
Ну, на сегодня все. Надо сделать перерыв, а то, когда я пишу об этом типе, малышка начинает брыкаться. Мне надо походить немножко, чтобы она успокоилась, хотя, когда я иду прогуляться, меня достают бесконечными вопросами о моем самочувствии.
(Позже.) Я пошла прогуляться, но мне становилось все хуже и хуже, и спазмы не прекращались, а становились все чаще. Я даже не скажу, что мне было больно, просто было такое ощущение, что меня зажимают между двумя камнями. А когда я стояла и разговаривала с Астартой, меня вдруг пронзила такая нестерпимая боль, что я согнулась и обхватила руками живот, прямо как в мыльной опере. Я не стану углубляться в детали. В общем, я чувствовала себя более или менее сносно - и вдруг мне стало ужасно плохо. Софи говорит, роды у меня были очень быстрые и легкие. Надеюсь, когда-нибудь у нее тоже будут такие быстрые и легкие роды. Я даже не заметила, как они все суетились вокруг меня. Помню только дядю Стэна, который вел себя в точности как папаша, у которого вот-вот родится первенец. Он умолял меня дышать глубже, и сам дышал так усердно, что чуть было в обморок не хлопнулся; Голубке пришлось пригнуть его голову к коленям, чтобы он малость отошел. Я бы охотно над этим посмеялась, но я была так благодарна ему за то, что он рядом…
Малышка просто великолепна. Надеюсь, вы не против, что я назвала ее Ханной. Мне сразу же захотелось взять ее на руки. У меня было такое чувство, будто я достигла вершины огромной горы - просто я не сразу поняла, что уже перевалила через вершину, поскольку только и делала, что тужилась и карабкалась, тужилась и карабкалась. Малышка сперва не дышала, и Эмили пришлось очистить ей ротик и растереть ее. Я узнала об этом только потом, поскольку, когда я открыла глаза, она уже зашевелилась, заплакала и порозовела. Софи осмотрела ее так тщательно, дюйм за дюймом, словно моя девочка была редкой картиной, и она пыталась найти подпись автора. Наверное, Софи тоже беспокоила мысль о том, нормальный у меня ребенок или нет. Но когда я уже была готова встать из лужи плаценты, крови, мочи, пота и дерьма и вырвать свою малышку из рук Софи, она улыбнулась такой довольной улыбкой, словно это она ее родила, и передала девочку мне. Кожа у нее сморщенная и красная, с тоненькими ниточками прожилок, на голове темные волосы - мне сказали об этом, когда я тужилась, - а глазенки синие-пресиние, как небо в летний полдень. Кто сказал, что у новорожденных светло-голубые глаза? Она все сжимала и разжимала кулачки, и глазенки у нее так и лезли на лоб при виде всех людей, которые склонялись над ней, сюсюкали и пускали пузыри. Мы блеяли, как стадо овец, как обзывает нас Арпад, когда он особенно не в духе. Я слышала, как люди ликуют за стеной, словно я родила наследную принцессу. Но это казалось мне совершенно естественным. Как бы мне хотелось позвонить вам, и рассказать о ней, и послать рисунки… Может быть, когда-нибудь вы получите эти письма. На стене начал появляться ее портрет, и он будет прекрасным. Там есть также мой портрет - живот торчит, ноги враскорячку, а сама я повисла на шее у дяди Стэна и ору благим матом. В общем, картина откровенная, хотя и не грубая. То есть все мелкие неприглядные детали опущены, но когда я смотрю на нее, у меня сводит желудок. Хотя в каком-то смысле она мне даже нравится. Вернее, не нравится… как бы это сказать? Конечно, я хотела бы пройти через все это, блаженно улыбаясь, а не крича как резаная. Что поделаешь? Наверное, это и значит быть человеком. Я сидела, качала малышку на руках, смотрела на картины - и вдруг меня охватило очень странное чувство, как будто я вышла за временные пределы и увидела ее взрослой, с ее собственными детьми, а потом увидела их взрослыми, и так далее, и так далее, на годы и годы вперед. Словно я положила начало целому ряду поколений, и этот ряд был долгим-долгим, бесконечно долгим. Я видела ее прапра-правнуков, глядевших на эту картину, и на ее портрет, и на картины с изображением войны, и на другие картины. Я все думаю: какими они будут, эти люди? Где они побывают, что они увидят и что сделают? И что они скажут о нас - о тех, кто был здесь в самом начале?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124