Так что, когда Ужабу исполнилось пятнадцать, его жизнь полностью сформировалась. Он жил в доме, стоящем на глухом отшибе, почти в одиночестве, всего лишь с двумя слугами, из которых один был немым горбуном, занимавшимся всем хозяйством – от закупки продуктов до обязанностей повара и кучера, а второй был умалишенным увальнем, основная задача которого заключалась в развлечении своего хозяина. По слухам, эти развлечения были немудреными, но довольно жестокими – от порки до прижигания конечностей раскаленными головнями. Но дурачок сносил все безропотно. С тех пор вот уже почти пятнадцать лет более никого поблизости от барона не наблюдалось…
И вот теперь, если слухи, принесенные лекарем, окажутся правдивыми, этот человек должен вскоре занять место нового герцога. Капрал еще раз качнул головой и тяжело вздохнул – да уж, свезло так свезло. Пожалуй, пора подумать о гражданской жизни. Капрал покосился на стражника, которого, судя по выражению его лица, одолевали точно такие же мысли.
– Ну да ладно, недосуг мне тут с вами рассусоливать, – резко оборвал размышления капрала слегка разочарованный голос лекаря. Эшлиронт ожидал от своего собеседника несколько другой реакции. В конце концов, он только что продемонстрировал этим тупицам, что он, мастре Эшлиронт, – лицо значительное и информированное… – Меня вон пациент ждет. – С этими словами мастре Эшлиронт развернулся и важно прошествовал в сторону галереи.
Капрал проводил его взглядом и, хмуря лоб, двинулся вниз по винтовой лестнице…
– Нуте-с, как наши дела, молодой человек?
Паж, сидящий на подоконнике, повернул голову и окинул мастре Эшлиронта спокойным взглядом своих чистых, ясных глаз.
– Все в порядке, мастре.
– Это хорошо, хорошо… – забормотал лекарь, наклоняясь и протягивая руку к больной ноге пажа.
Однако допустимый угол наклона его дородного тела оказался несколько меньшим, чем было необходимо для того, чтобы дотянуться куда-то ниже колена. Так что практически вся наиболее изуродованная часть ноги оказалась вне досягаемости толстых, похожих на сосиски пальцев мастре Эшлиронта. Лекарь на мгновение замер, не зная, что же делать, а затем досадливо сморщился и, небрежно пощупав коленную чашечку пажа, с облегчением разогнулся.
– Не болит?
– Нет, мастре, – отозвался паж.
– Вот, – лекарь наклонил голову и покопался в сумке, притороченной к поясу, – возьми, это настойка канитии луговой пополам с белым целемнитом. Если будет болеть…
– Спасибо, мастре, – скучающим голосом отозвался паж, – но у меня уже два ваших пузырька стоят с этой настойкой. Неиспользованных.
– Как это неиспользованных?! – оторопело переспросил Эшлиронт, недоуменно вытаращившись. Он в первый раз столкнулся с тем, что его пациент не употребляет назначенных им снадобий.
– Так не болит же… – пояснил паж.
Лекарь нахмурился. Да какая разница, болит или не болит, если лекарство назначено – надо пить. Кроме того что всякое лекарство полезно организму, ты, строго следуя назначению, еще и повышаешь свой собственный статус, подчеркивая перед окружающими то, что принадлежишь к людям, которым доступны услуги докторов. И даже не только доступны, но еще и необходимы… Во всяком случае, все пациенты мастре Эшлиронта считали именно так. А подавляющее большинство их составляли люди разумные и многого в своей жизни достигшие. Ну не могли же они ошибаться?
– Так ты не пьешь моих снадобий? – грозно шевеля бровями, возвысил голос мастре.
Паж непонимающе смотрел на него.
– А зачем?
– Вот глупый мальчишка! – Лекарь побагровел. – Мои снадобья не только облегчают боль, но и оказывают благотворное воздействие на селезенку, в коей, как это совершенно точно установил профессор Адикам, и сосредоточена большая часть жизненной силы человека. Именно благотворное воздействие на селезенку ускоряет выздоровление.
– Так у меня ведь все уже зажило и срослось, – отозвался паж, – только неправильно. Вон как ступню перекосило, – он вздохнул, – верно, наново ломать придется…
– Что-о-о? – Мастре Эшлиронт даже опешил. Этот… сопляк посмел в его присутствии пропагандировать самые гнусные предрассудки, свойственные деревенским знахаркам и безграмотным полковым костоправам, с темнотой и дремучестью которых следует не жалея сил бороться каждому истинному ученому! – Да ты понимаешь, что говоришь, бестолочь?
Паж недоуменно воззрился на раскипятившегося лекаря.
– Сам господин Эжервал, великий ученый и естествоиспытатель, установил, что природа человеческого организма не предусматривает никаких неправильных срастаний. Наоборот, кости после поломки следует возложить в возможно большей свободе, дабы не затруднять естественные циркуляции природных эфирных токов. Твоя нога срослась так, как и должно было произойти вследствие ее природы. И ежели ты не научился ею пользоваться, это результат твоей собственной лености и привычки к безделью. – Мастре Эшлиронт наставительно вскинул палец к носу пажа. – Запомните, юноша, природа сама знает, что лучше нашему организму, и долг каждого ученого всемерно способствовать естественному, природному течению выздоровления. Понятно?
Паж несколько мгновений всматривался в мастре Эшлиронта каким-то странным, совсем не юношеским взглядом, какового у столь молодого человека просто не могло быть, потом медленно кивнул.
– Конечно, мастре.
– Тогда возьмите и немедленно начинайте принимать, – сварливо завершил разговор мастре Эшлиронт. – Я назначаю вам двойную, нет, тройную дозу снадобья.
– Но… вы же сами говорили, что долг ученого способствовать естественному, природному…
– Боль – не есть естественное состояние организма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16