Слова пусты, и нет в них смысла, они лишь ложь и страх.
Тарн достает заготовку, на нее вновь обрушивается молот.
Смертный без души, в сердце лишь Месть. Месть, от которой не отказываются, Месть, которая только разрушает.
А что ты сотворишь?
Я творю оружие.
«– Оружие,» – бухает молот.
«– Оружие,» – гудит пламя.
«– Оружие,» – шепчет ярость.
Тонкая полоса из адаманта и мифрила, она сломает любой меч из стали, пронзит любой доспех созданный Смертными. Тарну не до изумления металлами которых не существует в реальности. Все свое умение, талант, душу, вкладывает Тарн в этот меч. Хриплым басом он напевает обереги, я едва различаю слова о прочности, остроте и подобному.
Уже не два сплетенных прута, а лезвие вновь отправляется в пекло.
– Исчо три раза, ежели я металл понял, – утирает пот гном. – Чудно, вроде и прочно, и мягкий як воск али глина. Ковать одно удовольствие, послушен, – гном перешел на такую кузнечную тарабарщину, что я уже его не понимал.
– Вытаскивай! – приказал гном, берясь за молоток.
Вновь и снова загремел молот, творя обитель смерти.
Лезвие пылающие алым цветом крови, вновь отправилось в рыжее пламя. Я вновь вернулся к Иллиалу и Сельтейре.
– Гавриил… сказал… правду? – прерывисто прошептала эльфийка.
– Да, у вас время до заката. Хотя яд и не смертелен, его много, ваши тела не справляются с ним.
– Кресс, – позвал меня гном, вновь доставая лезвие из горна.
Теперь гном нагревал лезвие меньше и меньше, клинок должен становиться прочнее, а удары по нему сильнее. Молот уже сделал главное, и длинное тонкое лезвие уже выглядит, как подобает. Молоток Тарна сбивает заусеницы, прощупывает, нет ли пустот, обивает нагар. Молот Ада сделал свое дело и смирно стоит в сторонке ожидая когда его возьмут для последнего удара.
– Давай! – крикнул Тарн, в который раз бросая лезвие на наковальню.
По гномским поверьям надо теперь нанести сильный удар молотом. Этот удар не должен сломать клинок, а если сломает значит, тот недостоин стать мечем.
Замахнувшись, я ударил в место указанное Тарном. Молот глухо рявкнул, встретив на пути преграду, ему ответила тяжело застонавшая наковальня.
– Быть такого не может! – изумленно прогудел Тарн вглядываясь слезящимися глазами в место удара. – Ни следа! Энтот меч никогда не сломается.
Тяжело дыша, я отбросил молот. Меч вновь отправлен гномом в горн, но остывать, не слишком быстро, а постепенно, чтобы ни одной трещины. Все секреты ковки, накопленные тысячелетиями, Тарн вложил в этот клинок. И теперь он медленно остывал шедевр, который никто и никогда не повторит. Слишком много горя и боли мы вложили в него.
– Несущий Горе, – прошептал я.
– Что? – не расслышал вытирающий руки Тарн.
– Несущий Горе, – повторил я громче, зачарованно смотря на тускнеющий клинок. – Я назову его Несущий Горе.
– Хорошее имя, – согласился гном. – Оружье окромя горя ничего не несет. Но делать его это счастье.
– Творение всегда счастье, – бездумно согласился я. – Неважно чего. Творение – это Жизнь.
Гном даже прекратил тереть тряпку о свои закопченные руки. Но взглянул в сторону, выругался и сплюнул на пол.
– Дык закаливать, чем бум? – раздраженно смял тряпку, бывшею его рубахой, Тарн. – Купель пуста, как пустыня!
Явно позаимствованная у гномов емкость, купель для закалки, действительно была пуста. Тарн подошел к купели, посмотрел, провел по дну пальцем, который потом лизнул, для полноты анализа.
– Слезы Гор, – довольно буркнул Тарн, ища взглядом бутыль из которой Слезы Гор наливали в купель.
– Ничего нет, – пнул я пустую бутылку. – Даже простой воды.
– Вода супротив Слез Гор, что нож супротив меча! – гордо провозгласил гном. – Дык как нет?!
– Нет и все тут!
– Сельтейра! – вдруг крикнул Маг.
Поднявшись, Темная эльфийка подошла к купели. Возле продолговатой лохани из гранита он опустилась.
– Было предсказание, – начала она крепнущим голосом. – Предсказание, пророчество в час, когда родился ты, Кресс. Оно гласило, что сын Ночи выкует свое оружие, и все Темные эльфы нашего мира вложат в него свою кровь. Только сейчас я поняла…
Иллиал ничего не успел сделать, когда Сельтейра выдернула из ножен жало Дракона и полоснула вдоль по венам. Кровь хлынула в купель бурным потоком, унося с собой жизнь эльфийки.
– Сель, – обнял эльфийку Иллиал. – Сель… я…
Изящные пальцы Сельтейры легли на его губы:
– Молчи… Меня зовут Таира.
– Таира, – повторил ее настоящее имя Маг, сжимая ее в объятьях, словно пытаясь задержать уходящую жизнь.
– Кресс, – меркнущим взором эльфийка нашла меня, – позаботься о моей дочери…
ПОСЛЕДНЯЯ кровь покинула эльфийку.
И тогда с моих рук сорвались радужные молнии. Иллиал отшатнулся, впервые увидев Силу, отпущенную мне при рождении.
Магия Времени.
Время сходило с ума, старая рубаха Тарна вновь стала прямым куском ткани, засапожный нож напротив разлетелся ржавой пылью. Я ломал Время, дробил величайшую реку Вселенной, рукотворными порогами и каналами. Возможно, ли описать представшее моим глазам?!! Только Творец стоит вне этой реки, воды которой столь разны.
Сам воздух в комнате менялся, являя тени прошлого. Холод северной тундры, и жар пустынь, запахи всего мира, звуки которые он когда-либо слышал. Все это предстало предо мной и ни один Смертный не в состоянии обуздать эту стихию. Стихию, которая могущественней и Света и Тьмы, с которой о силе спорят Драконы Творца.
Но что нельзя подчинить, можно использовать. Огибая гиблые болота безвременья, минуя стремнины способные состарить даже эльфа, я искал нужное мне ответвление. Воды этой реки с легкостью дробили самые прочные скалы, здесь мотыльки-однодневки могли стать бессмертными, а те, кто в их мире живет миллионы лет, состариться в один миг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37