При этой скорости перемен мне осталось, наверное, еще четыре или пять недель. Сегодня утром я пробовал вообразить себе эту мою последнюю неделю - последние три, два, один, конец - и внезапно меня охватил такой приступ страха, непохожий ни на что из пережитого до сих пор. Прошло полчаса, пока я оказался в состоянии сделать себе поддерживающий укол.
Калдрен ходит за мной как тень. Написал на воротах мелом: 96 688 365 408 702. Доводим почтальона до сумасшествия. Проснулся в 9:05. Засну в 18:36.
19 июня. Восемь и три четверти часа. Утром мне звонил Андерсон. Я хотел положить трубку, по как-то мне удалось до конца сохранить вежливость и обсудить последние формальности. Он восхитился моим стоицизмом, применил даже слово "героический". Этого я не чувствую. Отчаяние прописывает все отвагу, надежду, дисциплину - все так называемые добродетели. Как трудно сохранить этот внеличный принцип согласия с фактами, который находится в основе научной традиции. Я пробую думать о Галилее перед лицом инквизиции, о Фрейде, терпеливо сносящем боль своей пораженной раком челюсти.
В городе встретил Калдрена. Разговаривали о Меркурии-7. Калдрен убежден, что экипаж корабля сознательно решил остаться на Луне, что это решение они приняли, ознакомившись с "Космической информацией". Таинственные посланцы Ориона убедили пришельцев с Земли, что всякое исследование пространства никчемно, что за него взялись слишком поздно, когда вся жизнь Вселенной уже подходит к концу. К. утверждает, что некоторые генералы авиации принимают этот бред всерьез, но подозреваю, что это еще одна сумасшедшая попытка Калдрена утешить меня.
Я должен выключить телефон. Какой-то тип непрерывно звонит мне, требуя платы за пятьдесят мешков, цемента, которые я, но его словам, купил у него десять дней назад. Твердит, что помог мне погрузить их на грузовик. Помню, что я ездил на фургоне Уайтби в город, но речь шла ведь о покупке свинцовых экранов. Что я мог бы сделать с этим цементом. Именно эти глупости висят у меня над головой сейчас, когда приближается окончательный конец. (Мораль: не следует слишком усердно забывать Эниветок). Проснулся в 9:40. Засну в 16:15.
25 июня. Семь с половиной часов. Калдрен снова вынюхивал что-то у лаборатории, Позвонил мне. Когда я взял трубку, то услышал какой-то голос, записанный на пленку, захлебывающийся целой цепочкой цифр, как ошалевший компьютер. Эти его шутки становятся утомительны. Вскоре надо навестить ею, хотя бы для того, чтобы объясниться. Это будет, впрочем, и повод увидеться с девушкой с Марса.
Мне хватает теперь еды раз в день, подкрепленной вливанием глюкозы. Сон все время "черный" и нерегенерирующий. Прошлой ночью я сделал 16-миллиметровый фильм о первых трех часах и сегодня утром посмотрел его в лаборатории. Это был первый настоящий фильм ужасов. Я выглядел как полуживой труп. Проснулся в 10:25. Засну в 15:45.
3 июля. Пять и три четверти часа. Почти ничего сегодня не сделал. Углубляющаяся летаргия. С трудом добрался до лаборатории дважды чуть не съезжая с шоссе. Концентрировался настолько, что накормил животных и сделал запись в лабораторном журнале. Прочитал также записки Уайтби, приготовленные на самый конец эксперимента и решился на 40 рентген в минуту и расстояние - 350 сантиметров.
Все уже готово.
Проснулся в 11:05. Засну в 15:15.
Он потянулся, перекатил голову по подушке, фокусируя взгляд на тенях, которые бросали на потолок оконные занавески. Потом он взглянул на свои пупки и увидел Калдрена, сидящего на кровати и внимательно приглядывавшегося к нему:
- Привет, доктор, - сказал Калдрен, гася сигарету. - Поздняя ночь. Вы выглядите утомленным.
Пауэрс приподнялся на локте и взглянул на часы. Был двенадцатый час. Мгновение у него мутилось в голове, он перекинул ноги на край постели, оперся локтями о колени и кулаками начал массировать себе лицо.
Он заметил, что комната была полна дыма.
- Что ты тут делаешь? - спросил он Калдрена.
- Пришел пригласить вас на ленч, - сказал Калдрен и показал на телефон. - Это не действует, потому я приехал. Надеюсь, вы простите мне это вторжение. Я звонил у дверей, наверное, с полчаса. Удивительно, что вы не слышали.
Пауэрс кивнул, встал и некоторое время пробовал разгладить стрелки своих помятых хлопчатобумажных брюк. Неделю уже он не менял одежды, брюки были влажными и издавали легкий запах. Когда он шел в ванную, Калдрен показал на штатив, стоящий около кровати. - Что это, доктор? Вы начинаете снимать драли?
Пауэрс некоторое время смотрел на него, потом на штатив и тогда заметил, что дневник был раскрыт. Раздумывая, прочитал ли Калдрен последние записи, он взял дневник, вошел в ванную и захлопнул за собой дверь. Из шкафчика над раковиной он вынул шприц и ампулу. После инъекции он на минуту оперся о двери, ожидая эффекта.
Калдрен стоял в комнате, забавляясь, чтением наклеек на пачках книг, которые Пауэрс оставил посредине комнаты.
- Хорошо, съем с тобой ленч, - сказал Пауэрс, внимательно смотря на него. Калдрен исключительно владел собой сегодня. Пауэрс разглядел в его поведении даже уважение.
- Прекрасно, - сказал Калдрен. - Кстати говоря, вы решили пересилиться? - спросил он.
- Какое это имеет значение? Ты же теперь под надзором Андерсона.
Калдрен пожал плечами.
- Приезжайте около двенадцати, - сказал он. - Это позволит вам умыться и переодеться. Что это за пятна у вас на рубашке? Похоже на известь.
Пауэрс пригляделся к пяткам, а потом попробовал стряхнуть с рубашки белую пыль. После ухода Калдрена он разделся, принял душ и вынул из чемодана свежий костюм.
До связи с Комой Калдрен жил в одиночестве в старом летнем домике на северном берегу озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13